Николай Прокудин - Конвейер смерти

– А хрен его знает! – смутился замполит роты.

– Какое-то странное ранение. Может, пуля на излете попала в ногу? – пробормотал Бодунов.

– А куда в ногу? – переспросил я.

– Выше колена. Сильно разворотило мышцы, и кость задета, – вздохнул Бодунов.

– Так что ж это за излет? Может, духи из кишлака пульнули? Снайпер?

– Не знаю, – устало ответил Саша.

– Бодунов, это твой замкомвзвода. Отвечай, где он был, когда начался обстрел? Покажи мне место ранения! – рявкнул я.

Меня подвели к окровавленным камням. Вокруг стояла техника, справа гора, слева БМП.

– Что, горы выстрелили?

Прапорщик отвел взгляд.

– Нет.

– Кто был рядом с ним? – разозлился я еще сильнее.

– Муталибов и Хаджиев, – ответил Ветишин.

– Ко мне их, пусть объяснят, что произошло.

Бугрим сходил к технике и привел обоих сержантов.

– Как все случилось, Гасан? – обратился я к сержанту.

– А сами не поняли. Издалека кто-то выстрелил, и Постников упал, – ответил Муталибов.

– Чем вы тут занимались?

– Оружие чистили, разговаривали, костер жгли.

– А не из своего ли автомата он выстрелил? – У меня начало зреть смутное подозрение.

– Нет! Не было никакого самострела! – обиженно промямлил Муталибов.

По приказу комбата я взял машину и помчался в полковую санчасть объясняться с дознавателем. В санчасти врач-лейтенант смущенно хмыкнул и сказал, что сержанта отвезли в медсанбат, но дело передано в прокуратуру. На теле пороховой ожог. Похоже, самострел.

Вот черт! Час от часу не легче. Сейчас повесят преступление на полк. Самострел, уклонение от службы, членовредительство, дезертирство. Статьи Уголовного кодекса на выбор.

И точно. В кунге меня уже дожидался майор Растяжкин. Особист батальона был вполне приличный парень. Могло быть и хуже. На глаза нам не лез, мозги не компостировал. Может, тихонько информацию и собирал на нас всех, но не тыкал осведомленностью, права не качал.

– Никифор, рассказывай, что произошло? Характеризуй сержанта, ты ведь его хорошо знал.

Только я хотел раскрыть рот для благоприятной характеристики, как тут в машину сунул нос Бугрим и попросил меня выйти.

– Никифорыч, тут такая неприятная история получилась с Постниковым. Это Хаджиев в него из пулемета стрельнул. Муталибов сейчас признался, и Хамзат объяснительную уже написал. Чистил оружие и не проверил на разряжение. Он отсоединил магазин, но не сделал контрольный спуск. А при чистке нажал на курок, и, пожалуйста, – закон подлости, – точно в цель. Хорошо, не убил.

– Что ж хорошего? Инвалид на всю жизнь. Хорошо будет, если ногу спасут. Какая-то напасть на ноги в батальоне в последнее время! – вздохнул я.

Бугрим, рассеянно закурив папироску, отвернулся и замолчал.

Выслушав мой рассказ, Растяжкин собрал в полевую сумку свои бумажки, сочувственно похлопал меня по плечу и вышел. Это – не его тема.

Комбат отправился к командиру полка. Решили так: зачем нам к огромным потерям добавлять и преступление по неосторожности. Обстрел из кишлака – и делу конец. Жаль балбеса Хаджиева: пропадет парень в тюрьме. Дело замяли. Золотарев вместе со мной съездил в медсанбат. Сержант написал объяснительную о ранении снайпером из развалин, дал расписку, что к своим друзьям претензий не имеет. На всякий случай. Замполит полка сумел внести изменения в медкарту и в историю болезни. Фразы о пороховом ожоге в ней больше не фигурировали.

Врач мне попытался доказать, что сержант – явно наркоман. Не может терпеть боли, требует дозу за дозой промедола, нервничает. На эти разговоры я ответил капитану, что хотел бы посмотреть на него, если бы ему разворотило ляжку и кость! Как тогда он сам бы стонал и орал?!

Жалко сержанта. Постников еще целый год мог командовать гранатометно-пулеметным взводом. Теперь надо подбирать и готовить нового заместителя командира взвода. Этот Постников был крепким, мощным парнем, который не боялся ни националов, ни старослужащих. Самый меткий пулеметчик роты.

В батальон он больше не вернулся. Через три месяца старшина собрал его вещи, мы оформили документы, и сержант прямо из госпиталя на костылях убыл в Союз.

Похромал дальше по жизни…

После подведения итогов за месяц майор Боченкин отозвал нас с комбатом в сторону и то ли насмешливо, то ли виновато произнес:

– Василий Иванович! Ты оформлял наградной на орден Красной Звезды Ростовцеву? Твоя подпись?

– Ну, моя! Оформлял. За Баграмскую зеленку, он с разведвзводом впереди техники шел, дорогу пробивал. В окружении больше часа сидел, отстреливался от духов. И что из этого? Я его и за операцию по выводу войск опять оформлю к ордену…

– Из штаба дивизии представление к награде вернули. Начальник штаба велел определиться, что мы хотим! На что посылаем? На Героя? На орден?

– И на то, и на другое! – улыбнулся Подорожник.

– Такой вариант не проходит. Полковник в трубку рычал, что мы охерели, нового Брежнева из него лепим. Хотим с головы до пят железом обвесить. Хватит и Золотой Звезды, – ответил майор.

– Если штабные такие умные, пусть с автоматом пешком пройдут хоть к одному посту, расположенному вдоль Баграмского канала. Я посмотрю, что они себе будут после этого требовать! Козлы вонючие! – рявкнул Василий Иванович.

– Ну козлы и козлы, что делать! Все в их власти! Тебе тоже, Иваныч, второй орден зарезали! «Кэп» послал наградной на медаль «За службу Родине» III степени, возвратили. Резолюция такого содержания: «Слишком часто награждаем! Второй наградной оформить перед заменой!»

– Бл…ство! Я их всех на… видал, чтоб у них у всех… отсох! – гневно прорычал Чапай.

Я смущенно почесал затылок. Что скажешь? Оформлять вторую подряд награду нескромно. Все верно. Но за Иваныча обидно. В штабе округа большинство офицеров управления с орденами. У кого один, у кого два. А комбат боевого рейдового батальона с трудом получил один.

Боченкин похлопал моего шефа по плечу и успокоил:

– После следующего рейда опять пошлем. Тут еще одна проблема. Сбитневу Красная Звезда по ранению пришла, мы ее семье отправили. А посмертно к Герою представить не разрешили, только на Звезду. Но в итоге согласились на «Знамя». Проклятая политика! Вывод войск, а командир роты погиб. Значит, были тяжелые бои. Официально объявлено, что войска вышли без потерь! Ошуеву по ранению оформили на Красное Знамя, и тоже возврат. Кто-то наверху резолюцию написал: «Слишком много высоких наград, достаточно ордена Красной Звезды!» Вот такое отношение! Да, и заберите остальную пачку представлений на подчиненных. Прошло только три наградных. Неверно оформлены! Теперь велено писать о взятых пленных и о трофеях, а тут сплошь убитые мятежники! Никаких уничтоженных врагов быть не должно. Перестройка не отражена, ускорение. Требуют указывать, что человек перестроился. Обязательно! Пришли, Василий Иваныч, своего Чухвастова, я ему новые веяния времени и требования изложу!