Иван Падерин - Ожоги сердца

В борьбе с Пимщиковым погибло восемь молодых горняков рудника. Я хорошо помню, как их хоронили. Там же, где покоится прах семидесяти горняков, расстрелянных бандитами Алиферова. Стоял морозный день. Мы, мальчики, топтались на скрипучем снегу, ожидая прощального салюта из ста двадцати винтовок и карабинов. Наконец морозный воздух прорезал звенящий голос:

— Р-рота… Залпом… Пли!

Троекратно прозвучали дробные залпы. Командовал Петр Болобаленко, тот самый, что был под расстрелом здесь, у амбарной стены. На его счету было два ухода из-под расстрела. Первый раз он был приговорен к расстрелу за дезертирство из армии Колчака. То было в Тисуле 18 октября 1918 года. Двадцать два парня ждали смерти невдалеке от базарной площади. Каратели уже вскинули винтовки. В это время стоявший с края шеренги Петр Болобаленко крикнул: «Бежим, товарищи!» — и кинулся к селу, затем огородами пробрался в лес. Быстроногий и выносливый, он через день оказался в центре тайги. Второй раз ушел от смерти здесь. Легендарный человек. Рудник гордился им, а мы, мальчишки, были счастливы видеть его или подержаться за его рукав. Мне повезло быть возле него больше других сверстников: я дружил с его сыновьями — Сергеем и Колей, учился у них играть на балалайке и даже сиживал за одним столом с Петром Сергеевичем перед общей хлебальницей с мясным супом.

В момент салюта я стоял рядом с его сыновьями, а он, вскидывая руку перед каждым залпом, посматривал на нас: дескать, вот смотрите и запоминайте все, что здесь происходило и происходит, — «у людей золотого рудника много опасностей и кровавых бед» — так он любил говорить на встречах с нами — пионерами и школьниками рудника.

Его сыновья Сергей и Коля дружили со своими сверстниками, не кичились заслугами отца. Более того, Сергей часто предлагал мне свои услуги: «Давай сбегаю за водой быстро, а ты решай уроки» или: «Веди отца в больницу, а я за тебя дрова буду колоть». Коля младше Сергея на полтора года, рыженький, шустрый, хорошо играл в футбол. Носился по полю волчком вместе с мячом неудержимо. Его отталкивали, сбивали, пинали по ногам, но он прорывался к воротам соперников. «Вот вам гол за грубость!» Играл азартно, обливался потом и, казалось, не знал усталости. Забитыми голами не хвастался, только просил соперников «не ковать» его ноги, ведь больно… В команде ребят с Партизанской улицы он был постоянным центрфорвардом.

Сергей и Коля Болобаленко… Где они теперь?

Решил начать путешествие по памятным местам своей юности с площадки перед бывшим мучным амбаром. Мы с сыном пришли к обелиску над братской могилой — четырехгранной пирамиде из листов нержавеющей стали. На лицевой стороне гранитная плита. Сразу бросилась в глаза цифра 78 — на обелиске высечено, сколько здесь похоронено горняков. Семьдесят восемь остановленных бандитскими пулями сердец. Кажется, эти сердца кровоточат и сейчас: у подножия алеют пионы, букетики гвоздик, лежат венки. «Начатое вами дело — завершим», — прочитал сын на широкой красной ленте венка.

— Это делают пионеры и школьники — внуки и правнуки погибших здесь горняков, — пояснил парторг карьера, указывая на цветы и ленты. — Так и должно быть. Память… — Сын присел на скамейку, развернул блокнот. Он молодой архитектор, ему и в дни отпуска нельзя забывать о своем призвании.

Пока он делал зарисовку обелиска, я нашел ту точку, с которой мы вместе с Сергеем и Колей Болобаленко топтались на скрипучем снегу, ожидая прощального салюта над могилой восьми молодых горняков, погибших от пуль банды Пимщикова. И снова в моих ушах прозвучал голос отца моих друзей Петра Болобаленко:

«Р-рота… Залпом… Пли!»

И потянуло меня, потянуло навестить тот барак, в котором жила семья Петра Болобаленко. Вспоминалась мне его жена, кроткая и добросердечная женщина. В ту пору все называли ее просто и ласково — Лиза: каштановые косы до пояса, высокий лоб, большие с голубизной глаза, всегда румяные губы и весь ее облик излучали доброту. Она работала с моей старшей сестрой в рудничной столовой и почти ежедневно навещала нас, приносила целые кастрюльки супа, хлебные обрезки и рыбные консервы, полученные по карточкам. Ведь у нас было семь ртов. Иначе «хоть зубы на гвозди вешай» — так говаривал ослепший отец. Лиза приходила к нам с девочкой Катей, которая, унаследовав материнскую доброту, делилась с моими младшими сестренками ленточками для куколок и самодельными леденцами из расплавленного сахара.

С кем-то из них я должен повстречаться.

Не с кем… Сергея и Колю, как мне сказали, война застала в армии. Сергей погиб в боях с гитлеровскими танками под Минском. Коля был разведчиком, дважды выходил из окружения, и весть о его гибели родители получили в дни боев под Москвой…

После таких вестей отец погибших сыновей, славный горняк, бывший партизан Петр Сергеевич Болобаленко, умер от сердечного приступа. Война не пощадила и Лизу. От неизбывной горестной тоски о сыновьях и муже она умерла накануне Дня Победы. А где теперь наследница ее красоты и доброты — Катя, — никто пока не знает.

Вспомнил я еще одних обитателей этого барака — огромную семью горняка Сергея Парфенова. Глава семьи сделал свою фамилию знаменитой. Однажды, копая канаву для стока грязных вод, он наткнулся на рудную жилу с богатым содержанием, и на том месте была заложена штольня, затем вырос шахтовый двор. Шахта так и стала называться Парфеновской. У Сергея Парфенова было четыре сына — Николай, Михаил, Юрий и Павлик, — все входили в состав сборной футбольной команды рудника; и пять дочерей — Ася, Аня, Лиза, Таня, Нина, — все были похожи на мать Дарью Прохоровну, статную и красивую в молодости женщину, которая не умела унывать, почти каждый вечер увлекала подруг на спевки. Владея отменным голосом и слухом, она запевала протяжные и веселые песни так, что многие, в том числе и мы, мальчишки, приходили к бараку послушать ее запевы и пение стихийно собравшихся возле нее певиц. Дочери умело подражали матери, и помню, старшая, Ася, ставшая женой редактора приисковой газеты, возглавила художественную самодеятельность молодежи рудника. Отличные спектакли и концерты привлекали в рудничный клуб столько зрителей, что нам, малышам, приходилось ютиться между рядами или на подоконниках.

Скудно жили Парфеновы — попробуй прокормить такую ораву! — и теснились они в барачной квартире из двух комнат с кухней, но у них всегда было так весело и уютно, что даже теперь с радостью заглянул бы к ним и провел бы с ними не один вечер. Но та половина барака, в которой они жили, раскатана, как видно, на дрова. А время разбросало всю огромную семью горняка Сергея Парфенова, умершего двадцать лет назад, в разные концы страны. Недавно встречал в Москве Павла, точнее, Павла Сергеевича Парфенова. Он приезжал в столицу из Харькова выколачивать фонды на расширение подсобного хозяйства института, в котором руководит производственной практикой студентов. Ветеран войны, ходит на протезах, но унаследовал отцовскую натуру. Бодр и не собирается унывать. Сибиряк…