Иван Падерин - Ожоги сердца

Вот бы где-то здесь, на перекрестке степных дорог, среди хлебных полей, подумалось мне, и воздвигнуть величественную скульптуру хлебороба.

До войны я знал Перегудовых. Михаил, Андрей, Петр — знатные хлеборобы Кулунды. У каждого были сыновья, дочери. Два сына Петра Перегудова — комсомольцы братья-близнецы Илья и Захар ушли на фронт в составе батальона, сформированного из комсомольского актива района. Помню их по рейдам на лыжах в лесах Подмосковья, по суровым боям под Касторной, затем в Сталинграде, где погиб Захар, а Илья дошел с нами почти до Берлина и пал при штурме Зееловских высот: вслед за знаменосцем полка Николаем Масаловым и Владимиром Божко он вел за собой штурмовую группу. Гвардии старший сержант Илья Петрович Перегудов был срезан пулеметной очередью из дота. Хоронили мы его после взятия Дальгелина в братской могиле южнее Зеелова. После его прах, вместе с другими героями штурма Зееловских высот, был перенесен в Берлин, в Трептов-парк, над которым теперь возвышается монумент Воина-освободителя.

Тракторист Захар Перегудов, с которым только что повстречался, чем-то похож на Илью Перегудова, но ему всего лишь девятнадцать лет. Он ровесник моей старшей дочери, которая родилась после войны. Кто же отец Захара?

Обращаясь к шоферу, я повторил этот вопрос, назвав всех Перегудовых по имени и отчеству. Шофер тоскливыми глазами посмотрел на меня и ответил:

— Из старых Перегудовых, а также твоих ровесников мужского пола никого не осталось…

— Как? — вырвалось у меня.

— Так, всех война смахнула. Всех без остатка.

Шофер сказал это так, что я готов был вырвать из его рук руль и развернуться обратно. Машина встала. Оказывается, моя нога успела нажать на тормозную педаль. Мотор заглох. Сидим молча. Я снял кепку, обнажил голову и шофер. Правильно сделали: нельзя въезжать в село Новые Ключи без поклона, не обнажив головы…

— От кого же родился Захар?

— Не знаю… Это младшая сестра Ильи Перегудова родила сына Захара, зарегистрировала его по своей девичьей фамилии. Зарегистрировала, чтоб сохранить в селе фамилию Перегудовых… А муж ее, то бишь вроде отец Захара, пустым человеком, дармоедом оказался. Захар не признает его отцом, и если тот появится в селе, он, наверное, помнет ему ребра. Мать вышла за другого, сейчас он работает бригадиром тракторной бригады. От него у матери Захара дочка и сын растут — сестра и брат Захара, только фамилия у них не Перегудовы, а Паршевы…

«Каких хлеборобов вырубила война, — подумал я. — Каким словом можно утешить их жен и матерей?! Нет таких слов, одна боль в груди. Сибирь, Сибирь, как много ты внесла в фонд Победы».

— Посчитай, ни одного двора в нашем краю не найдешь без похоронок или без инвалидов. Черновы, Вороновы, Ларины… Антон Чернов — герой Халхин-Гола — с тремя братьями и двумя сыновьями ушел на фронт, и никто не вернулся. Все погибли…

— Сибирь, Сибирь, — снова выдохнул я.

Мы тронулись тихо, не спеша, с обнаженными головами.

Незабвенный художник слова Михаил Пришвин назвал лесные озера глазами земли. Такие глаза есть и в Кулундинской степи. Здесь перед селом Новые Ключи голубеют два озера. Симметрично расположенные по обе стороны узкой гривы, напоминающей переносье, они действительно похожи на глаза какого-то великана, положенного навзничь среди степи, и он смотрит в небо не моргая. Один «глаз» — пресноводное озеро — закрывается на зиму снегом и льдом, а второе — соленое — в морозные дни лишь туманится, но не замерзает.

Сюда в летнюю пору приезжает много туристов из разных городов страны. Горько-соленое, или, как говорят местные жители,«селитренное», озеро круглое, около трех километров в диаметре. Грязи и вода в нем, говорят, помогают бороться с таким недугом, как ревматизм. Рядом, буквально в ста метрах, за перешейком раскинулось другое, пресноводное и глубокое, с холодными ключами на дне. Искупаешься в соленом, наберешься соли так, что кожа белая, — беги в пресное, ныряй, отмывайся. Несколько таких сеансов — и, как утверждают сами лечащиеся таким образом, наступает облегчение. Вот почему год от года количество туристов в Новые Ключи все увеличивается. Даже в нынешнее лето я встретил здесь больных из Барнаула, Челябинска и Ленинграда.

Глаза Кулунды… Возле них раскинулись поля колхоза «Путь Ленина». В селе двести дворов. Кроме того, в новоключевский колхоз входят два близлежащих поселка по сорок дворов каждый. Списочный состав колхозников, точнее едоков, — семьсот пятьдесят человек, из них трудоспособных триста пятьдесят, пенсионеров сто двадцать…

Эти цифры я списал из блокнота председателя колхоза Федора Яковлевича Никулина еще неделю назад на заседании исполкома райсовета. Туда он приезжал с отчетом о ходе заготовки кормов и, отчитавшись, дал мне полистать свой блокнот, затем сказал:

— Приезжай в Новые Ключи, изведаешь вкус наших овощей. Если понравятся, запасем для тебя на семена кадушечки две квашеной капусты.

— Приеду на уборку пшенной каши, когда созреет просо.

Он уязвил меня; дескать, не отрывайся от нынешней деревни, где уже семена квашеной капусты запасают, я, в свою очередь, уведомил его, что еще не забыл, для чего выращивают просо.

Мы знали друг друга с довоенных лет. Перед войной Федор Яковлевич руководил районной школой подготовки колхозных кадров — трактористов, полеводов, — и мне часто приходилось сталкиваться с ним, когда дело касалось оценки способностей молодых специалистов. По образованию он агроном, и он часто поражал меня знанием законов земледелия и педагогики, порой язвительно и остроумно. Нередко мы расходились злыми, казалось, непримиримыми противниками, но на фронт пошли вместе, забыв прежние столкновения. С фронта его отозвали в конце сорок четвертого года как специалиста сельского хозяйства, и по рекомендации райкома партии он был избран председателем колхоза «Путь Ленина», который теперь укрупнился, объединив земли еще четырех маломощных колхозов. В хозяйстве тридцать пять тракторов и двадцать комбайнов — столько было в сорок первом году в Новосельской МТС на шестнадцать колхозов. Но, по всему видно, Федор Яковлевич не оробел перед такой махиной, руководит с предвидением: 100 гектаров земли под парами гарантируют урожайность зерновых на этой площади в будущем году; 1000 гектаров многолетних трав — это лечение почвы от ожогов травяным пластырем… И цифры дал списать, надо думать, не случайно: дескать, прикинь в уме — какая закавыка в этих цифрах прорастает или будет прорастать?

В самом деле, вот уже который день они будто распирают корочки моего блокнота. В чем дело? Хотел обменяться мнениями по этим записям с Екатериной Ивановной, но воздержался. Нет, думаю, сам доберусь, в чем их суть. И сейчас, искупавшись в соленом и пресном озерах, я сказал ей, что хочу повидаться с Федором Яковлевичем Никулиным, останусь у него денька на два.