Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Вечером пароходик, совершающий ежедневные рейсы из Акароа в Литтелтон, сделал крюк и подошёл к нам. «Всё в порядке? Где капитан Скотт? Вы были на полюсе?» Получив невразумительные ответы, отстал от нас. Так состоялась наша первая встреча с цивилизацией.

Назавтра, на заре, «Терра-Нова» с приспущенным до середины мачты белым вымпелом {236} медленно вошла в гавань Литтелтона. Мы не могли оторвать глаз от деревьев, зданий, людей. Всё иначе, чем в день отплытия, и в то же время всё так же. Словно нам привиделся кошмарный сон и не верится, что он кончился.

На буксирном судне прибыл капитан порта, в сопровождении Аткинсона и Пеннелла. « Можно вас на минутку, — позвал меня Аткинсон. — Знаете, все потрясены. Я даже не думал, что это произведёт такое впечатление ». Для нас это тоже явилось неожиданностью: слишком долго мы отсутствовали, происшедшее несчастье переживали как свою личную трагедию, наши мерки как бы сместились. На берегу мы увидели, что вся империя, чуть ли не весь цивилизованный мир — в трауре. Как если бы каждый потерял близких друзей.

Известие об их гибели было сильным ударом для чувствительного предвоенного мира. Сейчас, хотя чувство трагичности почти утрачено, человечество по-прежнему скорбит о героях и гордится ими. Возможно, имя Скотта прежде всего вызовет в памяти его смерть (представьте себе, будто событие из жизни Колумба затмило открытие им Америки); но ведь доблесть Скотта не в завоевании Южного полюса. Он достиг нового континента, узнал, как можно по нему путешествовать, оповестил об этом мир — он открыл Антарктику и основал школу её исследования {237} . Он последний из великих путешественников-географов: бесполезно пытаться разжечь огонь на пепелищах. И он, наверное, последний полярный исследователь старой когорты, ибо, я уверен, будущее полярных исследований принадлежит авиации, но оно ещё не настало {238} . И он был сильным человеком; только найдя его тело, мы поняли, как силён он был и физически, и духовно.

В обеих полярных экспедициях его помощником был Уилсон, а в последней ещё и Боуэрс. Я думаю, никогда на свете не было такой хорошей санной партии, какую составляли эти три человека, счастливейшим образом сочетавшие в себе находчивость, стойкость и высокие идеалы. И они были хорошими организаторами. Правда, они организовали путешествие к полюсу, которое закончилось неудачей. Но так ли это?

Скотт утверждал, что не так.

«Причины катастрофы не вызваны недостатками организации, но невезением в тех рискованных предприятиях, которые пришлось предпринимать».

По словам метеоролога, они бы прошли в девяти случаях из десяти; но им выпал как раз десятый.

«Мы шли на риск, мы знали, что идём на риск. Обстоятельства повернулись против нас, и поэтому у нас нет причин жаловаться».

Лучшей эпитафии быть не может.

Он решил идти к полюсу единственным известным в то время путём: через ледник Бирдмора, откуда уже был разведан проход через-торы, отделяющие полярное плато от Великого. Ледяного Барьера. Вероятно, из залива Мак-Мёрдо только так и можно идти. Была и иная возможность — зимовать на Барьере, как это сделал Амундсен, в сотнях миль от береговой линии, тогда при походе на юг, к полюсу, остаётся в стороне ледяной хаос, образуемый Бирдмором при натекании на ледяную равнину. Но это требовало отказа от значительной части научной программы, а Скотт не такой человек, чтобы идти на юг только ради достижения полюса. Амундсен знал, что Скотт направляется в залив Мак-Мёрдо, и поэтому решил зимовать в Китовой бухте. А иначе, возможно, и он бы начал с этого залива. Вряд ли найдётся человек, который пренебрёг бы уже известными фактами.

Я говорил выше, что, по мнению некоторых, Скотту следовало бы взять за основу лыжи и собак. Но прочтите отчёт Шеклтона о том, как он открыл и прошёл ледник Бирдмора, вряд ли вы останетесь сторонником использования собак.

И действительно: мы по сравнению с Шеклтоном отыскали значительно более удобный путь подъёма, но сомневаюсь, что нам удалось бы поднять и спустить по нему собак, а тем более перевести через ледяные хаосы у сочленения ледника с плато, разве что имея в своём распоряжении сколько угодно времени для разведывания дороги. « Досюда собаки наверняка дошли бы », — обронил Скотт где-то под Клаудмейкером, на полпути к леднику. Но когда попадаешь на такие нагромождения льдов, какие мы пересекали на спуске, единственное, что можно сделать с собаками, — это бросить их в ближайшую пропасть. Если вы можете избежать таких завалов — ну, тогда собаки годятся в дело. Если же нет, то лучше без них, а те, кто утверждает обратное, просто не сведущи в этих вопросах.

Поскольку Скотт собирался идти через ледник Бирдмора, он, вероятно, был прав, не желая брать собак. По его плану, до подножия ледника грузы должны были везти пани, а начиная оттуда — люди. Но, сделав ставку на пони, Скотт не мог выйти раньше ноября: опыт похода для устройства промежуточных складов показал, что до этого срока суровые погодные условия не под силу лошадям. Правда, если бы он к подножию Бирдмора взял вместо пони собак, то мог бы выступить раньше. Это дало бы ему несколько дней выигрыша в гонке с подступающей осенью на обратном пути.

Подобные трагедии неизбежно вызывают вопрос: « Стоило ли оно того? » Но что чего стоило? Стоило ли рисковать жизнью, чтобы совершить подвиг? Или чтобы проиграть для своей родины соревнование? Подвиг, один только подвиг в чистом виде не особенно привлекал Скотта. Ему нужно было иметь и другую цель, и ею было познание. Уилсона подвиг сам по себе привлекал ещё меньше. Характерно, что, узнав о достижении полюса норвежцами, он ни словом не обмолвился об этом в своих дневниковых записях, опубликованных в настоящей книге. Словно это не имело для него никакого значения. И действительно не имело.

Крайне необходимо, чтобы кто-нибудь дал ответ на эти и другие сходные вопросы, касающиеся жизни и деятельности в полярных районах. Они открывают широкое поле деятельности для психолога, желающего изучить влияние действующих там уникальных факторов, в частности полной изоляции и ежегодной четырёхмесячной темноты. Даже многострадальное население Месопотамии наконец добилось того, что её больные и раненые получают необходимую медицинскую помощь на месте или в другой стране {239} . Полярный же исследователь должен быть готов к тому, что он может заживо гнить от цинги (как Эванс) или в течение десяти месяцев жить на половинном рационе тюленины и на полном рационе птомаинового яда (как Кемпбелл и его люди) и целый год, а то и больше, не получать никакой помощи из внешнего мира.

Тут не бывает «лёгких» ранений: если вы сломаете ногу на леднике Бирдмора, вам придётся — и ради себя, и во спасение своих товарищей — поискать наиболее лёгкий способ покончить с собой.