Павел Уваров - Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках

Когда Ранке начинал читать лекции в Берлинском университете (1824), философию там преподавал Гегель, избранный в 1831 году ректором.

Напомню в связи с этим рассказ Мопассана «Награжден!». Герой рассказа, рантье, страстно мечтал об ордене Почетного легиона. Его хорошенькая жена пустила в ход все связи, чтобы мужа включили в состав комиссии по изданию «Документов по истории Парижа», и он стал пропадать в долгих разъездах по архивам. Когда он неожиданно вернулся из командировки и обнаружил на вешалке пальто с розеткой Почетного легиона, жена несколько смущенно объяснила, что хотела сделать ему сюрприз и заказала новое пальто с орденом. Муж успокоился. А через неделю прочитал в газете, что он награжден «за особые заслуги». Отметим, что и Мопассан, и его герои, и читатели считают вполне правдоподобным, что сбор документов для муниципальной истории достоин высокой государственной награды.

Отец Люсьена Февра был филологом-классиком, профессором в Нанси, отец Марка Блока – историком-антиковедом, преподавателем в Высшей нормальной школе и в Сорбонне.

Со времен монархии повелось так, что читать публичные лекции в Коллеж де Франс доверяют только лучшим и самым авторитетным профессорам в своей области.

Блок М. Апология истории / Пер. Е.М. Лысенко. М., 1973. С. 14.

Duby G. Le dimanche de Bouvines. Paris, 1973. P. 19.

Monod G. Du progrès des études historiques en France dépuis le XVI e siècle // Révue historique. 1876. N 1. P. 5—35.

Про А. Двенадцать уроков по истории. М., 2000. С. 298. Точно так же сейчас реабилитировано «Введение в изучение истории», чья репутация была сильно подпорчена остроумной, но далеко не во всем справедливой критикой того же Февра.

Aries Ph. Le temps de l’histoire. Monaco, 1954; рус. пер.: Арьес Ф. Время истории / Пер. с фр. М. Неклюдова. М.: ОГИ, 2011..

Русский перевод: Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Пер. с фр. М. Юсима. Часть 1. Роль среды. М.: Языки славянской культуры, 2002. Часть 2. Коллективные судьбы и универсальные сдвиги. М., 2003. Часть 3. События. Политика. Люди. М.,2004.

Labrousse E. Esquisse du mouvement des prix et des revenus en France au XVIII esiècle. Paris, 1933.

Ле Руа Ладюри Э. Монтайю, окситанская деревня. Екатеринбург, 2001.

Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург, 1999.

Включая переиздания, к сегодняшнему дню на русском языке издано 15 книг Жака Ле Гоффа.

Dosse F. L’Histoire en miettes, des Annales à la «nouvelle histoire». Paris: La Decouverte, 1987. Название этой книги можно перевести и по-другому, например: «Раздробленная история». «Bibliothèque des histoires», изд-во Gallimard).

См.: Veyne P. Comment on écrit l’histoire. Essai d’épistémologie. Paris, 1971; русский перевод: Вен П. Как пишут историю. М., 2003.

Как показал Поль Рикёр, сам Бродель тоже не был чужд истории-рассказу – только он рассказывал биографию не человека, а Средиземного моря.

Моей статье выпала большая честь, ее редактировал Марк Гринберг, утонченный филолог. Никогда с моим текстом не работали столь добросовестно. Но Марк никак не мог согласиться с тем, что histoire culturelle du social невозможно перевести на русский язык простым употреблением родительного падежа, и настаивал на варианте «культурная история социальной сферы» (и, соответственно, – «новая история политической сферы», «социальная история политической сферы»). Доверяя чувству языка, свойственному поэту-переводчику, я согласился. Однако десять лет спустя то, что считалось сленгом франкофонных гуманитариев, стало уже привычным для всех. И мне кажется, что такими понятиями, как «культурная история социального», «социальная история политического», никого не удивишь. В конце концов, я помню времена, когда применение множественного числа к словам: «практики», «дискурсы» или «идентичности» – считалось недопустимым галлицизмом. А теперь без этого и фразы не выстроить.

Напомню, что во французских университетах «новая история» охватывает период с 1500 по 1789 год (в некоторых, наиболее новаторских, ее границы раздвинуты до 1815 года), история «современная» распространяется на XIX век и доходит до Второй мировой войны. Последующим периодом занимаются историки международных отношений. Но теперь появляется особая специализация: «история настоящего времени» (Histoire des temps présents).

«Война Судного дня» и последовавшее за ней нефтяное эмбарго, наложенное странами ОПЕК на Западный блок, привели к галопирующему росту цен на нефть и к первому за послевоенный период серьезному спаду экономики. Становилось ясно, что вера в безостановочный прогресс экономического и социального развития уходит в прошлое. В связи с этим менялось и восприятие истории.

Braudel F. L’Identité de la France (3 vol.). Paris: Arthaud, 1986 (рус. пер.: Бpодель Ф. Что такое Фpанция? М., 1994—1997. Т. 1—3).

На русском языке издано нечто вроде антологии, включающей отдельные статьи из этого коллективного труда. См.: Нора П. Франция-память. СПб., 1999. (Ср. обоснование другого варианта перевода названия капитального труда Нора – «Памятные места» – в примечании к реферату книги Ф. Артога, опубликованному в №5(20) журнала «Отечественные записки» за 2004 год). – Примеч. ред. журнала «Отечественные записки».)

Смею высказать предположение, что в настоящее время этот этап в основном пройден. Из номеров «Анналов» последних нескольких лет почти исчезли «теоретические» статьи, которые предлагали бы какой-нибудь очередной «поворот». Историки пришли к осторожному консенсусу по вопросу об объективности истории. Работа по постоянному пересмотру «национального исторического мифа» стала уже привычной и выставляемой на обозрение самых широких кругов читателей. Не то чтобы кризис закончился – к нему привыкли.

Историк берет на себя функции «распорядителя национальной памяти». А способы его воздействия на память общества многообразны: от преподавания, изменения школьных программ и популяризации научных исследований (отдельного внимания заслуживает успех популярного французского журнала «L’Histoire», с 1978 года неуклонно наращивающего тиражи) до различного рода исторических праздников и коммемораций, использования медийных средств и выступления как эксперта на судебных процессах. Но главное не в этом. Кошмар взаимного разрушения памяти и истории может перестать восприниматься как кошмар. Те или иные формы давления существовали и будут существовать, но если ты отдаешь себе отчет в их существовании, то это уже важный шаг в сторону свободы. Важно также, что сами историки в большинстве своем не только осознали сложность взаимодействия памяти и истории, но и пытаются приучить к этому общественность. Примером может служить совсем новая книга: 1515 et les grandes dates de l’histoire de France revisitées par les grands historiens d’aujourd’hui / Sous la dir. d’Alain Corbin. Paris: Seuil, 2005. Она построена на основе списка памятных дат французского национального мифа: воспроизводится картинка из школьного учебника начала XX века и краткое резюме из того же учебника, а следом дается комментарий современного историка, показывающего, как сегодня наука трактует это событие.