Павел Уваров - Варфоломеевская ночь: событие и споры

В воскресенье 24 августа 1997 г. сотни тысяч слушателей собрались в окрестностях Парижа на проповедь папы Иоанна Павла II, посвященную 425-й годовщине Варфоломеевской ночи. Для современного западного сознания это событие выходит за рамки ординарных исторических дат, являясь важной вехой в становлении новоевропейской цивилизации.

Для российской культуры Варфоломеевская ночь важна и по другой причине. Она входит в тот весьма ограниченный набор событий, что образуют собой каркас массовых исторических представлений о всеобщей истории. И пусть мало кто из наших соотечественников сможет назвать ее точную дату и вписать ее в контекст Религиозных войн во Франции (а многие и не знают, что таковые вообще имели место), но для всех Варфоломеевская ночь остается знаком, символом религиозного фанатизма, коварства, слепого насилия. Этому событию не грозит девальвация в массовом отечественном историческом сознании, что бывает крайне редко; ведь из коллективной памяти ушли такие события «чужой» истории, как, например, день Парижской Коммуны, убийство Розы Люксембург или сражение под Верденом.

Конечно, между массовым историческим сознанием и научной историей складываются достаточно сложные отношения. Никто теперь не ожидает, чтобы общество сразу воспринимало все достижения современной исторической науки. Высказанные новаторские или даже еретические теории поначалу должны устояться, обрести академическую солидность, попасть в учебники, сперва в университетские, а затем и в школьные, завоевывая признание извечно консервативной преподавательской аудитории. Параллельно новые идеи могут попасть на страницы художественных произведений и на экраны. И, наконец, стереотипы массового исторического сознания начинают медленно трансформироваться (разумеется, если здесь не задействованы напрямую политические интересы и механизмы культурной самоидентификации населения — в таком случае изменения могут происходить и совсем в ином ритме). Итак, в целом можно говорить о некоем принципиальном, хотя и отстающем по фазе, соответствии элементов массового исторического сознания и исследований профессиональных историков.

Однако в отношении Варфоломеевской ночи ситуация иная. В нашей стране за последние годы образ этого события подвергся интенсивному воздействию. Огромную популярность снискал вышедший в 1995 г. на наши экраны фильм Патриса Шеро «Королева Марго». Свой вариант экранизации истории Религиозных войн во Франции предложило и отечественное телевидение, запустившее внушительные сериалы «Королева Марго» и «Графиня де Монсоро», а сила воздействия «мыльных опер» (мы употребляем этот термин без всякого пежоративного значения) на отечественную телеаудиторию общеизвестна. Это означает, что в массовом сознании на порядок усиливается версия Варфоломеевской ночи, предложенная Александром Дюма, чья популярность в нашей стране и без того гораздо выше, чем во Франции. Но ведь с XIX в. историческая наука успела обновить свои представления о событии 24 августа 1572 г., важность которого никем не оспаривается, однако по поводу его трактовки историки ведут споры, по своему драматизму ничуть не уступающие романам Дюма. Вся эта полемика оставалась абсолютно недоступной не только широким кругам российской общественности, но и нашим преподавателям, историкам-популяризаторам или иным творцам массового исторического сознания, которые продолжают питаться стереотипами полуторавековой давности.

Может быть, судьба образа столь отдаленного события не стоила того, чтобы заниматься этим вопросом специально, если бы речь не шла об одном из опорных столпов, поддерживающих всю систему представлений о всеобщей истории.

Неудивительно, что именно Институт всеобщей истории РАН попытался хоть как-то исправить создавшуюся ситуацию, выступив инициатором проведения коллоквиума «Событие, память и история. Споры вокруг Варфоломеевской ночи», который состоялся 19–21 мая 1997 г. в Москве. На него были приглашены наиболее авторитетные специалисты, посвятившие свои труды этому событию. У оргкомитета не было возможности привлечь участников ни особо комфортными условиями, ни экзотической культурной программой, тем не менее большинство из приглашенных согласились принять участие в коллоквиуме. Как представляется, это произошло оттого, что организаторы, желая дать отечественной аудитории представление об основных современных конкурирующих подходах к этому событию, предоставили специалистам достаточно редкую возможность вступить в прямую дискуссию друг с другом на ограниченном поле конкретной истории.

По замыслу организаторов от большинства форумов историков данный коллоквиум должно было отличать стремление сузить его проблематику и оставить дискуссию в рамках событийной истории. Подобная сугубо конкретная почва дает хорошую возможность показать отечественной публике многообразие подходов и уровней интерпретации одного и того же события.

Для начала вспомним, что происходило во Франции в тот период. Правительство Екатерины Медичи и Карла IX, не сумев предотвратить гражданские войны, начавшиеся в 1562 г., старалось лавировать между «партиями» гугенотов и католиков. Неоднократно предпринимались попытки замирить страну путем установления неслыханной ранее вещи — мирного сосуществования двух конфессий. После кровавой, третьей по счету, войны в 1570 г. был подписан Сен-Жерменский мир. Католики были им недовольны — ведь гугеноты были дважды разбиты королевской армией под командованием герцога Анжуйского, брата короля, причем в одной из битв погиб принц Конде, глава гугенотов (после его смерти формальным лидером этой партии стал совсем молодой Генрих Бурбон, а реальное военно-политическое руководство перешло в руки адмирала Гаспара де Колиньи). Но правительство опасалось чрезмерного усиления ультракатолической партии, возглавляемой лотарингскими герцогами Гизами, которых поддерживала Испания, и предоставило гугенотам большие уступки.