Игорь Дмитриев - Упрямый Галилей

5 ноября 1624 года иезуит Фабио Спинола, занимая кафедру логики в Collegio Romano , произнес инаугурационную речь, в которой назвал новую философию еретической 999. Редонди, который выдает слова Спинолы за официальную позицию Общества Иисуса по отношению к «Il Saggiatore», патетически восклицает:

Ересь! Самое важное слово в словаре Рима XVII столетия было произнесено 1000.

У читателя, таким образом, должно сложиться впечатление, будто иезуиты расценивали как ересь в первую очередь не коперниканство, которое Галилей в «Il Saggiatore» не защищает, но атомистическую интерпретацию природы вторичных качеств. Однако при этом Редонди умалчивает о том, что оcновные положения коперниканской космологии еще в 1616 году были названы папой Павлом V и экспертами инквизиции « formaliter haereticum » 1001. Более того, Редонди, характеризуя реакцию Гвидуччи на выступление Спинолы и угрозы Грасси, постоянно использует такие выражения, как «испуганный Гвидуччи», «встревоженный Галилей» и т.п. 1002И это понятно, ведь речь-то идет, если верить его интерпретации, не о каких-то там пустяках типа устройства мира, а о misterium fidei , поэтому если, не приведи Господь, действительно сочтут еретиком, то пострадать можно капитально.

Однако в XVI и в начале XVII века ересью считалось любое уклонение от учения Аристотеля. Но ведь Галилей для того и написал «Il Saggiatore», чтобы показать несостоятельность схоластического перипатетизма (граф Мальвецци был прав). Так чему ж теперь удивляться и ужасаться? Впрочем, ни в одном из писем Гвидуччи Галилею этого периода (1623 – 1626 годы) нет следов ни тревоги, ни тем более ужаса. Возмущение есть, резкость тона есть, даже ирония в адрес иезуитов есть, но никакого испуга. И уж тем более неубедительно звучит утверждение Редонди о том, что Спинола ни слова не сказал о коперниканстве, но только порицал современную натурфилософию. Спинола в своей речи защищал принцип авторитета в контексте тезиса о примате схоластической теологии над всеми прочими видами знания, то есть то, против чего выступил Галилей. Вопрос поэтому состоял не в том, прав или не прав Коперник или Демокрит, а в том, кто судьи, кого (или что) считать auctoritas .

Итак, первая часть «тезиса Редонди» сводится к тому, что в начале лета 1624 года иезуит Орацио Грасси, смертельно обиженный на колкие замечания в его адрес, щедро разбросанные Галилеем на страницах «Il Saggiatore», пригрозил «ужалить» Галилея ответной публикацией через три месяца, но поскольку тосканский ученый имел высокое покровительство в римской курии (включая его святейшество), Грасси, у которого к тому же было много других дел, решил для начала отправить в инквизицию анонимный донос 1003, в котором обвинял Галилея в защите концепции вторичных качеств, несовместимой с тридентским толкованием евхаристического догмата, а отнюдь не в приверженности гелиоцентрическому учению Коперника.

Кардинал Барберини, симпатизировавший Галилею, поручил своему теологу Джованни ди Геваре дать заключение по смыслу обвинений, содержавшихся в анонимном доносе. Как пишет Редонди, «отца Гевару попросили противопоставить этому обвинению (в приверженности атомистическому учению. – И.Д .) свой благоприятный отзыв» 1004.

Гевара, подчеркивает Редонди, был выбран не случайно. Во-первых , он был почитателем Галилея и в своем трактате по механике выразил благодарность тосканскому ученому за полезные советы. Во-вторых , в своем трактате по аристотелевой механике 1005Гевара развивает томистскую теорию интенсиональных видов (форм). Согласно этой теории, внешние чувства ( senses exteriores , то есть зрение, слух, обоняние, вкус и осязание), связывающие человека с окружающим миром, подвержены воздействию внешних материальных тел, которые отпечатывают на них чувственные образы. Поскольку никакой объект не может быть познан исчерпывающе, то его образ следует отождествлять лишь с определенной стороной этого объекта, то есть с формальным объектом. Образы материальных объектов во внешних чувствах Фома называл чувственными познавательными формами ( species sensibiles ). Субъект знает об объекте благодаря тому, что ассимилирует в себе образы объекта, как воск воспринимает отпечаток перстня. Иными словами, чувственно воспринимаемые объекты воздействуют на внешние чувства, отпечатываясь в них как образы (виды), которые, даже будучи лишены телесной материи, несут на себе следы телесности и партикулярности вызвавших их объектов. Строго говоря, они не интеллигибельны, но могут быть сделаны таковыми путем устранения из них следов их чувственного происхождения. Именно эту работу и выполняет интеллект: обращаясь к чувственным образам и освещая их собственным светом, он озаряет и преображает их.

«Телескоп или perspicillum нашего прославленного Галилея, – пишет Гевара, – собирает и делает более четкими визуальные образы, слабо испускаемые удаленными звездами» 1006. При этом Редонди подчеркивает, что томистская теория чувственного познания во времена Галилея «уже не использовалась и вскоре фактически полностью исчезла из истории философии», иезуиты, к примеру, предпочитали концепцию «реальных акциденций (качеств) без субстанции ( qualitates reales sine subjecto )». Скажем, сера желтая потому, что в ней есть некое отдельно от ее материального субстрата существующее качество «желтизны». Но отец Гевара, этот, по выражению Редонди, «запоздалый ( belated ) томист», – так сказать, «томист вчерашнего дня» – «не хотел присоединять свой орден к триумфальной колеснице теологии, управляемой иезуитами» 1007. Поэтому и тридентскую трактовку таинства пресуществления он понимал в духе томистской философии, то есть предпочитая говорить об образах хлеба и вина, запечатленных в органах чувств «евхаристическими видами». Но если «евхаристические виды» (то есть освященные хлеб и вино) доступны чувственному восприятию, то новая духовная субстанция внешним органам чувств недоступна 1008. «Поэтому, – заключает Редонди, – нет более необходимости говорить еще что-либо, чтобы понять, почему отец Гевара оказался наиболее подходящей фигурой для замалчивания обвинения против “Il Saggiatore”» 1009.

Что можно сказать по поводу этой части исторической реконструкции Редонди?

Во-первых , он несколько преувеличивает значимость евхаристических дебатов в начале XVII века, как, соответственно, и доноса, посланного (якобы отцом Грасси) в инквизицию, и «спасительную» роль Гевары 1010. По мнению Редонди, евхаристическая полемика «была долгой и трудной» и «в сравнении в ней противостояние астрономической истине гелиоцентризма представляется кратким и маргинальным эпизодом» 1011. Именно «роковая догма» таинства пресуществления стала, как неоднократно подчеркивает французский историк, главным предметом разногласий между католиками и протестантами и «главным препятствием к установлению религиозного мира в Европе во время Тридцатилетней войны» 1012. Как будто не было между ними острых дискуссий по поводу доктрин предопределения, оправдания верой, откровения и др. К примеру, для кардинала Р. Беллармино, посвятившего большую часть своей жизни борьбе с протестантизмом и прекрасно разбиравшегося в ересях, gravissimo quaestio , который расколол христианский мир и от которого пошли все прочие споры, был вопрос о толковании Библии.