Всеволод Кочетов - Собрание сочинений в шести томах. Том 6

Пока шла погрузка снарядов, пока паровоз набирал угля, мы выслушивали рассказы моряков-артиллеристов. Бронепоезд уже немало поработал. Он бывал и в Кингисеппе, и под Нарвой, и в Веймарне — во всех знакомых нам местах. Возможно, что именно его удары разбудили нас однажды на кладбище в Ополье.

В Веймарне, кстати, был такой случай.

— Мы, — рассказывал командир бронепоезда, — поддерживали своим огнем ополченцев. Бьем по дальним целям. Смотрим: появляются «юнкерсы», штук шесть, и давай бомбить поселок и станцию. А там еще гражданское население есть, железнодорожники, их семьи. Мы посовещались с комиссаром секунды полторы. Приняли решение. Чтобы отвлечь воздушных подлецов от гражданского населения, командую нашим зенитчикам: «Огонь!» Зенитчики заработали. Расчет наш был точен. Такая цель, как бронепоезд, для гитлеровцев куда заманчивее, чем железнодорожные домишки. «Юнкерсы» кинулись на нас всей сворой. Сыплют и сыплют бомбы вокруг. Но зенитчики не дрогнули, били стойко, не давая врагу вести прицельное бомбометание. Ну и в конце концов одного стервятника все таки подбили. Задымил, стал падать в лес. Остальные из их шайки струсили, ушли. «Воздух», что называется, очистился.

— Отдохнуть, верно, не довелось, — сказал комиссар. — Сразу же нам сообщили, что возле… забыл название деревушки… словом, возле той деревушки накапливаются немецкие танки. Видимо, готовят атаку во фланг нашим. Хорошо бы, мол, дать по ним крупного огня. Потом дополнительно уточнили: большое, дескать, скопление танков, координаты такие-то. Ну, раз координаты есть, командир батареи сделал расчет, навели орудие как надо, дали залп. Сообщают оттуда: «Хорошо! Просим подкинуть таких штучек побольше». Дали еще… Всего двенадцать «огурчиков». Говорят, здорово получилось. И танки, и пехоту, которая за ними собиралась идти в атаку, и каких-то мотоциклистов поразбросало во все стороны. Атака, попятно, сорвалась. Так и живем. Поддерживаем пехотинцев, ведем огонь на разрушение, ведем беспокоящий ночной огонек…

Пока мы собеседовали, стоя возле огромного орудия на открытой площадке, в воздухе появились три «юнкерса». Сделав резкий разворот, все три устремились на бронепоезд. Мы укрылись под бронеплитами соседней площадки, а зенитчики вступили с противником в бой. Проносясь вдоль поезда, «юнкерсы» один за другим обдавали его ливнем пуль. Кого-то, видимо, ранило. Командир бронепоезда сказал: «Петрова. В руку, кажется. Начальник санчасти Смирнов делает ему перевязку». Он отдал команду на паровоз машинисту, по фамилии Смушко. Мы поняли, что машинист должен теперь маневрировать под огнем врага. Поезд тронулся. Он шел то полным ходом вперед, то резко тормозил. И все это в зависимости от того, что в ту минуту делали «юнкерсы». На полном ходу он успел проскочить под сброшенными бомбами. Они разорвались позади поезда. А когда затормозил, бомбы упали впереди него.

Дальше поезд мчался по дороге, с обеих сторон сжатой высоким, рослым лесом. «Юнкерсы» появлялись из-за деревьев внезапно и тотчас исчезали. Зенитчикам же было очень трудно вести огонь из такой щели. Им удавалось лишь одно — не давать врагу бомбить и обстреливать наш поезд прицельно. Тем не менее раненые на броне-поезде были, потому что никто своих боевых постов не покидал, и хотя бомбы и пули летели не очень точно, без прицела, они все же летели. Это был сплошной поток бронебойных и зажигательных пуль. В этом потоке каждый на бронепоезде работал удивительно хладнокровно, по-морскому, по-балтийскому. Если кого ранило, ни криков, ни стонов не было. Товарищ сразу же заменял товарища. Командир орудия Лемешев сам стал наводчиком, командир бронеплощадки, младший лейтенант Плотников принялся подавать снаряды. Пулеметчики на паровозе, открытые со всех сторон, как будто и не замечали вражеского огня: ни на секунду не прекращали стрелять по самолетам.

Минут двадцать длилось это горячее дело. «Юнкерсы» были отбиты. Бронепоезд продолжал путь. Можно было торжествовать. Но что такое, смотрим? Командир бронепоезда, комиссар, другие командиры и бойцы скинули свои фуражки и бескозырки. Смертью храбрых пал молодой связист, до конца остававшийся возле своего аппарата на площадке тяжелых орудий.

Уже там, на «Красной Горке», где нас ждал с машиной Бойко, мы присутствовали вечером при похоронах этого отважного, стойкого моряка-связиста.

Товарищи бережно опустили гроб в могилу, вырытую на высоком обрыве над Финским заливом. Было торжественно и грустно. Тяжелые серые волны бились о прибрежные камни под обрывом. Ветер то вскидывал, то прижимал к самой воде черноголовых чаек. Крик их, тоскливый, долетал до берега, до двух шеренг краснофлотцев, молчаливо выстроившихся перед ямой в желтом песке.

Шесть истребителей, возвращавшихся с запада, сделали круг над обрывом и ушли своим курсом. Летчики, должно быть, видели и эту яму в желтом сухом песке, и красный гроб с зеленой каской на его крышке, и блеск винтовок, вскинутых для прощального залпа.

— В память товарища Колесникова Василия Александровича — залп! — раздается команда. И над берегом единым ударом гремят винтовки.

Стиснув кулаки, слушают бойцы-балтийцы слова комиссара: «…За сожженные села, за пролитые слезы клянемся…»

И снова, как там, у тех, кто бьется сейчас в районе Керстова, звучат грозные слова: «Спи, Балтика отомстит».

В тот час, когда краснофлотцы-артиллеристы «Красной Горки» показывали нам казематы форта, свои двенадцатидюймовые орудия с боем на тридцать, на сорок и Солсе километров и когда, ступая по видавшим виды тяжелым броневым плитам, мы старались представить себе обстановку событий, потрясших эту береговую крепость в 1919 году, в дни контрреволюционного мятежа, подстроенного белогвардейцами и приуроченного к наступлению Юденича, — именно в этот час нам сообщили, что нас срочно вызывают в Ленинград, в редакцию. Есть, мол, телефонограмма, переданная по военно-морским проводам.

Что делать? Опять пришлось откладывать новую встречу с морской бригадой подполковника Лосякова. Мы предполагали одно, а в редакции задумали что-то другое. Приказ есть приказ.

Через два с половиной часа мы были в своем отделе, у своего начальника Васи Грудинина.

— Прохлопываете важные события! — сказал наш начальник недовольно. — Немцы пытаются от Вырицы прорваться к железной дороге Ленинград — Москва…

— Они идут лесами через Ново-Лисино, — сказал я.

— Откуда ты знаешь?

— Да так… от фельдмаршала фон Лееба слышал.

А что другое можно было тут сказать, откуда, мол, я знаю. От белогвардейских генералов я это знаю, из их «Воспоминаний о Северо-Западной армии», от Родзянко и от других. Это они еще раньше немцев, в 1919 году, рвались к Николаевской железной дороге, чтобы отрезать красный Питер от Москвы, от всей страны. Но тогда в районе Поповки их встретили красные части и отряды и дали им по зубам, отбросили назад, к Павловску, к Царскому Селу. Сейчас немцы до Павловска и бывшего Царского Села напрямую пройти не смогли. Поэтому хотя и проделывают тот же маневр, с прорывом к магистрали Ленинград — Москва, по по дорогам, несколько дальше отстоящим от Ленинграда — со стороны Вырицы. Им хотелось бы вырваться к Неве выше Ленинграда — это же яснее ясного.