Андрей Елпатьевский - Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР

………………………….

Если выживет, Товарищ сможет рассказать вам, как через несколько дней начнется война. Он расположится в большом покинутом русском доме прямо напротив того, что было сверкающим клубом «Р.Р.С.», который сейчас служит дровами. Ежедневно Товарищ ходит со спортивным видом охотника за продовольствием. Возвращение не гарантировано из-за «партизан», но тем не менее он всегда возвращается с каким-нибудь аппетитным гусем и вещевым мешком, наполненным «бульбой».

В доме Товарищ сидит как новоявленный богач в своем дворце и даже забывает, что его одежда, как и у всех нас, – кишит вшами. Однажды у нас был гость: один немецкий летчик, имя которого я никогда не мог запомнить, – ох! Этот язык! – упал неизвестно откуда. Товарищ, амфитрион, не мог оказать ему необходимой чести из-за отсутствия дров, которыми можно было бы растопить печь. Пока летчик старательно устраивал маленький вечер братства, Товарищ отсутствовал, и мы решили идти на его поиски. Мы с удивлением обнаружили его на втором этаже советского клуба, где он пытался оживить сломанный и хромой рояль, мечтавший – со времен Керенского – о какой-либо невозвратной мелодии Шопена…

Однажды холодным ноябрьским днем он прибыл в нашу избу с осколком снаряда, который проколол ему шинель и гимнастерку и ранил грудь. Он сел у нашего огня и из кармана гимнастерки достал остатки своей вечной ручки и трубки, «задетых» вражеским выстрелом. Первой он устроил христианские похороны, а из второй путем терпеливой работы сделал новую трубку. Затем медленно, получив приказ командира и набив табаком свою новую трубку, пустился в обратный путь. Он попал под обстрел советского пулемета, когда проходил зону боевых действий.

………………………….

Гурнаны, 25 декабря – к нам прибывает посланник Адольфа Гитлера – далекая канонада раздается над пейзажем. Вдруг взрыв заставил содрогнуться потолок и стены одной из изб занятого поселка. Здесь было обнаружено безжизненное тело Товарища. Он лежал ничком, и правая рука сжимала неразлучную трубку. Канонада усилилась. Подготовка к атаке на нашу позицию. Интермедия.

О нем едва ли сказано с болью несколько слов в дневнике кампании. Его имя читается на кресте: «Висенте Гасео дель Пино». Под именем дата и знак Фаланги. На кресте стальная каска «маленького и храброго Гасео». Так назвал его Хосе Антонио. О нем – старом товарище – едва ли говорят еще. Но я слышу в молчании золотых сумерек, как воды Волхова и звезды вспоминают трудную дорогу солдата. И я вижу, как первый луч кладет на его могилу цветок лавра. юю»

Аликанте, июль 1942 г.

Думается, приведенные выше подстрочники подтверждают слова о студентах-романтиках, составлявших определенную часть первого набора Голубой Дивизии.

Похожи содержанием и, в какой-то степени, духом на дневник Ридруэхо «Эстампы Голубой дивизии» Хуана Эухенио Бланко, которые написаны позже, но изданы раньше [59]. В предисловии к «Эстампам» А. Аснар Хернер (из второй дивизионной антитанковой роты) характеризует книгу как «чудесный архив воспоминаний о долгих днях, проходивших под летним жаром и среди снегов долгих и опустошающих зим», как живую историю, написанную по свежим впечатлениям, непосредственно на месте действия. Он отмечает, что автор пленен русской землей; подчеркивает большое различие между молодежью, воспитанной коммунизмом, и «людьми старшего возраста, крестьянством, сильным духовностью, которое несмотря на тридцать лет материализма сумело выплыть из великого духовного крушения и продолжало каждую ночь молиться перед своими иконами, полное надежды и веры» (С. 3). В авторском пояснении Бланко признается, что его работа – не цельная книга, а серия «эстампов», и причина их написания – ностальгическое чувство того, «что мы оставили там, на площади Новгорода, на горячей земле Посада, на камнях Отенского монастыря или на ледовой равнине Ильменя» (С. 5). Источниковая ценность этих зарисовок невелика, но она хорошо дополняет дневник Ридруэхо. Бланко также свидетельствует о хорошем приеме испанцев поляками, литовцами и отчасти русскими. О Посаде он пишет следующее: «В большом отступлении 41–42 гг. на всем фронте от Ленинграда до Новгорода только эта позиция, охраняемая испанцами, оставалась постоянно неприступной». Он утверждает, что русские так и не смогли взять Посад до эвакуации испанцев и что еще двадцать четыре часа после их ухода он поливался дождем из металла.

«Между своими дикими нападениями русские угощали нас специальными радиопередачами. Мы хорошо слышали их разглагольствования, и пулеметы безрезультатно искали громкоговоритель, закамуфлированный в снегу. Он говорил на корректном кастельяно: «Мы восхищаемся вашим сопротивлением, столь же героическим, сколь и бесполезным. Разве вы не видите, что мы близко? Уничтожайте ваших командиров и переходите к нам. Мы с уважением отнесемся к вашим званиям. В нашем тылу есть прекрасные города. Вы не будете больше испытывать холод…» Затем обычно ставилось несколько старых дисков. Вальс «Рамона» заводился очень часто.

Также нам передавали прокламации на испанском языке с упомянутыми призывами переходить на советскую сторону и устоявшейся бранью в адрес Испании, которую они называли франкистской, как будто была какая-то другая. Я говорю, что их нам передавали, потому что их не бросали с самолета или катапультой. Они сами приносили их ночью, в то самое время, когда засеивали минами дороги, и знали, что мы эти листовки соберем. Литература эта была дешевой, с намёками на отступление Наполеона… «Сегодня 20 или 25 градусов ниже нуля, завтра и в течение недели будет 40 или 50: вы не сможете противостоять ни холоду, ни мощи Красной Армии! Каждый день будет больше пушек и мортир, которые будут стрелять в вас. Никто не придет к вам на помощь. Вы не готовы к зимней войне…». Мы комментировали это, улыбаясь, но наши комментарии нельзя здесь напечатать. Затем мы делили прокламации и хранили их в сумке. Вместе с пятиконечной звездой и с вырванным у комиссара партбилетом они были хорошим сувениром из русской кампании». (Вспомним об удивлении авторов из Совинформбюро по поводу того, что испанцы не «боролись с этой пропагандой» – А.Е.).

Далее Бланко говорит, что испанцы радовались, когда русские шли в атаку, так как сами они предпочитали бой лицом к лицу.

«Русские, атакуя, обычно стимулировали себя возлиянием водки, которая, пожалуй, делала их более отважными. Но эти же самые солдаты, которые некоторое время были хозяевами позиции и использовали свою победу, чтобы добить пинками и ножами защитников, когда попадали в плен, становились на колени и плакали, как маленькие. В Испании такие пленные всегда становились «правыми». В России они все становились украинцами: «Я не коммунист! Я украинец!» (С. 27–30).