Александр Бобров - От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский

Дивизия Деникина прорвала шесть линий неприятельских позиций и 23 мая (5 июня) 1916 года повторно взяла город Луцк, за что Деникину было вторично пожаловано Георгиевское оружие, усыпанное бриллиантами, с надписью: «За двукратное освобождение Луцка». «Мировым событием войны стал наш прорыв австрийского фронта, – писал 4 июня 1916 года журнал «Летопись войны». – …Наше наступление идет всей левой половиной фронта, всем нашим левым брусиловским крылом, начавшись с 22 мая. Пока его результаты стали восстанавливать прежние картины наших массовых столкновений с австрийцами, т. е. состоящие в крупных цифрах пленных австрийцев и в обилии военного материала, доставшегося в добычу. Одними пленными мы к 27 мая откололи от австрийской массы свыше корпуса (считая австрийский корпус в 50 тысяч, примерно). Для этого, конечно, надобно было помять основательно несколько корпусов противника…Мы прорвали австрийцев у Луцка, и прорвали начисто: «полным прорывом неприятельского фронта». Наши войска стремились в направлении на Ровно и Ковель, то есть в пределы северной Волыни, к Холмщине. Это был порыв центра нашего крыла, а фланги его пока демонстрировали: на севере мы подвинулись к рекам Стыри и Икве, а на юге к Стрыпе, перешагнув у ее устья и дальше за нее. …Сокрушительный удар войск генерал-адъютанта Брусилова на Волыни, в Галиции и Буковине угрожает Австрии полным разгромом».

Увы, такого триумфа не случилось по выше названным причинам. В середине июня противник двинул свои силы на Владимир-Волынском направлении, а командующий 8-й армией Каледин понял наконец всю справедливость требований Брусилова. Участок, намеченный Калединым для атаки, оказался слишком удаленным от района нажима противника. Командарм испросил согласия главнокомандующего разрешить ему избрать для удара участок Колки – Копыли и получил на это приказ…На Ковельском и Владимир-Волынском направлениях был сосредоточен 10-й германский корпус, переброшенный с французского фронта. В составе его находилась знаменитая 20-я Брауншвейгская дивизия, получившая наименование «Стальной» за операции против французов в Вогезах. Семнадцатого июня у местечка Киселина удар «Стальной» приняла на себя русская «Железная» дивизия, отличившаяся у Луцка. Четыре дня немцы вели ураганный огонь по русским солдатам. Четыре дня застилали небо разрывы, гудела и стонала земля… На третий день боя над немецкими окопами развернулся плакат: «Ваше русское железо не хуже германской стали, а все же мы вас разобьем». – «А ну-ка, попробуй!», – ответил немцам русский плакат. И в тот же день «железные» перешли в контратаку…

После сорок второй атаки русское железо переломило немецкую сталь. Двадцать первого июня, потеряв три четверти состава офицеров и половину солдат, вышел из боя весь 10-й германский корпус. В полках «Стальной дивизий» осталось не больше четырехсот человек…»Такому ужасающему разгрому мы не подвергались с начала войны», – говорили офицерам пленные брауншвейгцы…Восьмая армия перешла в решительное наступление и после ряда упорных боев окончательно сбила противника своим правым флангом. Этот маневр, как и предвидел Брусилов, открыл путь продвижения левому флангу 3-й армии. Вместе с правым флангом 8-й левофланговые части 3-й армии заняли линию Стохода – от Любашево до железной дороги Ковель – Луцк и зацепились кое-где на левом берегу этой реки. Рьяные контратаки немцев ни к чему не привели. Австро-германские войска попали в угрожающее положение. Лиссинген вынужден был 24 июня отвести свое левое крыло за Стоход.

Эта победа дала Юго-Западному фронту крупные преимущества над противником: задерживая армию на Ковельском и Владимир-Волынском направлениях, германцы и австро-венгерцы образовали сильную группу в районе станции Маневичи для удара в правый фланг Каледина. Разгромом 10-го германского корпуса Брусилов предупредил намерение противника и не только свел к нулю маневренное значение Ковель-Маневичской фланговой позиции противника, но и окончательно упрочил свое положение на Волыни. Спасая свою артиллерию, преследуемая левофланговыми частями корпуса Зайончковского германская колонна направила орудия по шоссе, а пехотными частями вышла в лес, уклонилась к северу и грунтовою дорогой углубилась в чащу…

В это время в политических дебрях творилось невообразимое. Виктор Чернов – социалист, председатель Учредительного собрания вспоминал во 2-й главе мемуаров: «Последователи Распутина и сепаратный мир»: «Распутин обладал влиянием, не имевшим себе равных. Царица верила каждому его слову и, в свою очередь, влияла на политику мужа. Но чего хотел сам Распутин? Какой политики он ждал от правительства? Политиком в полном смысле этого слова он не был. Этот авантюрист просто стремился избавиться от тех, кто не любил его, и возвысить тех, кто защищал его или искал его милостей. Великому князю Николаю Николаевичу претили его эскапады, и с помощью царицы Распутин добился его снятия с поста главнокомандующего и замены его самим царем. Этот шаг возмутил руководство Антанты и порадовал немцев. Некоторые духовные лидеры церкви хотели отлучить Распутина и предать его анафеме за разврат. Но он добился «августейшего повеления», согласно которому этих людей, в нарушение всех канонов, отправили в ссылку. Для этого оказалось достаточно рапорта «серого кардинала» – прокурора Священного синода. Оставалась Государственная дума. Ее беспомощность по контрасту со всемогуществом темного авантюриста все более возбуждала общественное мнение. Распутин натравил на Думу царя, и тот беспощадно подавил последние ростки конституционализма, которые в интересах сохранения царизма посеял не кто иной, как махровый контрреволюционер Столыпин… И в армии, и в тылу, в студенческих аудиториях и крестьянских избах звучит слово «измена». Оно становится особенно слышным после очередного поражения. Это неизбежный спутник деморализации.

А затем в Стокгольме состоялась якобы случайная встреча немецкого банкира Варбурга и члена возвращавшейся из Лондона российской «парламентской делегации», заместителя председателя Думы Протопопова. Кроме того, Протопопов был председателем Совета металлообрабатывающей промышленности, которая контролировалась банками, зависевшими от германских синдикатов. С Протопоповым был «видный финансист» и нефтяной король Поляк, а также шведский банкир Ашберг. Варбург пытался убедить собеседников, что Англия всегда обманывала своих союзников, делает это и сейчас и в одиночку пользуется преимуществами войны. Поэтому России выгоднее дружить с Германией. Он подчеркивал «естественность» условий сепаратного мира: Польша будет восстановлена на землях, принадлежащих российской короне, согласно этнографическим границам; Курляндия перейдет к Германии, а Россия получит взамен Буковину (часть Галиции) и черноморские проливы – конечно, если сумеет отобрать их у турок с помощью военной силы. Красной нитью доводов Варбурга была игра на тщеславии царя: «Англия хочет доминировать и сломить волю русского царя, запрещая ему заключение сепаратного мира». Если верить Протопопову, на том беседа и закончилась…Беседа с Варбургом стала для Протопопова началом карьеры: вскоре он сделался не только министром, но и фаворитом Распутина и императрицы». Однако за нашептываниями Распутина стояли реальные интересы реальных экономических групп.