Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело

По обнаружении местожительства Желябова, проживавшего вместе с женщиною, именовавшей себя Лидией Антоновой Войновой, по 1-й Роте Измайловского полка, в доме № 37–18, кв. № 23, под именем Николая Иванова Слатвинского, в квартире его утром 1 марта, всего лишь за несколько часов до совершения злодеяния, жертвой которого пал ныне в Бозе почивший государь император, был произведен обыск, при котором, кроме разных принадлежностей химических опытов, могущих служить и для приготовления взрывчатых веществ, были найдены между прочим четыре жестянки из-под конфет и одна из-под сахару, с остатками в четырех жестянках (трех из-под конфет и одной из-под сахару) черного вещества, а также две каучуковые красивые трубки.

По заключению эксперта, заведующего химической лабораторией Михайловской артиллерийской академии и училища генерал-майора Федорова, означенное вещество есть черный динамит, а каучуковые трубки подобны тем, которые были употреблены при устройстве нижеупомянутых метательных взрывчатых снарядов. В названных жестянках, по мнению генерала Федорова, могло помещаться около двух пудов динамита.

Женщина, проживавшая вместе с Желябовым под именем Лидии Войновой, скрылась из вышеуказанной квартиры Желябова на другой день его ареста, 28 февраля вечером, и была задержана лишь 10 марта на Невском проспекте околоточным надзирателем Широковым.

Задержанная оказалась дворянкой Софией Львовой Перовской, обвиняемой и разыскиваемой по делу о покушении на жизнь священной особы государя императора, совершенном 19 ноября 1879 года близ города Москвы, на линии Московско-Курской железной дороги.

По обыску при Перовской были между прочим найдены печатные прокламации: от 2 марта 1881 года по поводу события 1 марта, 18 экземпляров от «Исполнительного комитета» и 14 экземпляров от рабочих членов партии «Народная воля».

Дознанием выяснено, что в июне 1880 года Перовская под именем Войновой вместе с женщиной, называвшейся дочерью священника Ольгой Сипович и еще не разысканной, выбыла из д[ома] № 32—4 Петербургской части, 1-го участка, на углу Большой и Малой Белозерской улиц и переехала на жительство в кв[артиру] № 23, д[ом] № 17–18 по 1-й Роте Измайловского полка. В октябре Сипович уехала, по заявлению ее – в Ораниенбаум, а вскоре после ее отъезда у Перовской под видом ее брата поселился Желябов, проживавший под именем Николая Ивановича Слатвинского.

Из показаний свидетелей: старшего дворника д[ома] № 17–18, крестьянина Харитона Петушкова, его подручного дворника, запасного рядового Григория Афанасьева, и содержательницы мелочной лавочки в доме, крестьянки Ирины Афанасьевой – называвшиеся Слатвинским (Желябов) и Войновой (Перовская) жили весьма уединенно, гостей не принимали, писем не получали, прислуги не имели, так что Войнова (Перовская) сама покупала провизию и готовила кушанье. 27 февраля она вышла из квартиры вместе с Слатвинским (Желябовым), который уже более не возвращался; Войнова же (Перовская) вернулась вечером и провела ночь дома. 28 февраля она два раза через задний ход приходила в лавочку Афанасьевой, причем в первый раз купила коленкору, а во второй тесьмы, говоря, что покупает это для платья. В оба свои прихода в лавочку она выходила из нее чистым входом прямо на улицу, причем после вторичного ее появления у Афанасьевой около 9 часов вечера Войнову (Перовскую) уже в доме не видели, и 1 марта, по приезде должностных лиц для производства обыска в квартире Желябова, квартира эта оказалась пустой.

Вследствие сведений, полученных властями при производстве расследования по настоящему делу о том, что по Тележной улице, в доме № 5, находится так называемая «конспиративная» квартира, то есть такое помещение, в котором собирались злоумышленники и производились приготовления к преступлению 1 марта, в означенном доме, в квартире № 5, сделан был в ночь на 3 марта внезапный обыск. При объявлении должностными лицами, явившимися на обыск, о цели их прибытия лицу, спросившему их о том через запертую наружную дверь квартиры, в этой последней послышалось несколько выстрелов, и затем какая-то женщина отперла дверь, через которую должностные лица и проникли в квартиру. В первой комнате, направо, они нашли лежащим на полу окровавленным только что, по-видимому, застрелившегося человека. По заключению приглашенного для подачи ему медицинской помощи врача Павлова, человек этот нанес себе выстрелами из револьвера несколько ран, в том числе одну безусловно смертельную в висок. Не выходя из бессознательного состояния, неизвестный тут же вскоре умер. По осмотру домовой книги и по показаниям свидетелей оказалось, что он проживал в квартире № 5 вместе с упомянутой задержанной в ней женщиной под именем супругов Фесенко-Навроцких, по подложному паспорту на имя коллежского регистратора Ивана Петрова Фесенко-Навроцкого.

При расследовании, произведенном с целью обнаружить личность застрелившегося человека, проживавшего под именем коллежского регистратора Ивана Фесенко-Навроцкого, подполковник 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка Иван Алексеев Саблин признал в предъявленном ему фотографическом снимке застрелившегося родного брата своего, дворянина Николая Алексеева Саблина, который в 1878 году выехал из города Москвы неизвестно куда, причем с тех пор родные его никаких известий о нем не имели.

Женщина, задержанная в «конспиративной» квартире, оказалась мозырской мещанкой Гесей Мировой Гельфман. По ее объяснениям, проживавший вместе с ней в этой квартире неизвестный, называвшийся Фесенко-Навроцким, застрелившийся пред обыском, был действительно Николай Алексеев Саблин.

Из имеющихся в деле сведений видно, что означенный Саблин в 1873 и 1874 годах, принадлежа к революционному кружку, образовавшемуся в Москве, и действуя как здесь, так и в Ярославской губернии, занимался преступной пропагандой в народе совместно со скрывающимися ныне революционными деятелями Николаем Морозовым и Иванчиным-Писаревым. Затем, уехав в 1874 году за границу, Саблин в марте 1875 года вместе с Морозовым возвратился в Россию, причем был задержан в пограничном селении Кибарты с прусской легитимационной картой на имя Фридриха Вейсмана. Привлеченный к делу о революционной пропаганде в империи и преданный суду Особого присутствия Правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях, Саблин был признан виновным во вступлении в преступное тайное сообщество, предусмотренное 2 отд. ст. 250 Уложения о наказаниях, с знанием о целях его, за что, как изложено в приговоре Особого присутствия, состоявшемся 18 октября (23 января) 1877–1878 годов, он подлежал наказанию, указанному в 3 степ. 31-й ст. Уложения о наказаниях, причем Особое присутствие, приняв во внимание обстоятельства, смягчающие в числе других и его, Саблина, вину в размерах, выходящих из пределов власти суда, и между прочим долговременное содержание его под стражей и молодость, определило: ходатайствовать перед монаршим милосердием о вменении ему в наказание предварительного ареста, на каковое ходатайство и последовало высочайшее его императорского величества ныне в Бозе почившего государя императора соизволение.