Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо

Но Курчатов не только шутил. Он много занимался вещами предельно серьёзными. К примеру, попытался «перевоспитать» Андрея Сахарова, избавив его от негуманистичной ядерной гигантомании. В тот момент американцы активно пропагандировали так называемую «чистую» бомбу, которая якобы не даёт нежелательной радиации. И Игорь Васильевич дал Сахарову совет: подумать о вредном влиянии на людей воздушных атомных испытаний.

Андрей Дмитриевич впоследствии писал:

«В начале 1957 года И.В. Курчатов предложил мне написать статью о радиоактивных последствиях взрывов так называемой „чистой“ бомбы».

Статья была написана. Но собранные воедино неопровержимые факты пагубного воздействия на людей атомных взрывов сделали статью протестующей не только против «чистой» бомбы, но и против всего ядерного и термоядерного оружия. Сахаров утверждал:

«При взрыве всех видов ядерного оружия… в атмосферу попадает огромное количество нейтронов, которые захватываются азотом воздуха с образованием долгоживущего (время полураспада — 5 000 лет) радиоактивного изотопа углерода С-14. Попадая в водные бассейны или организм человека, радиоактивный изотоп углерода при своём распаде вызывает радиоактивное поражение ».

Разумеется, статью с подобными «чересчур» гуманистическими выводами никто из советских издателей напечатать не отважился. Помог только нажим Курчатова. Сахаров писал:

« Статья была опубликована через несколько месяцев после того, как Хрущёв, вступая на пост председателя Совета Министров СССР (что означало окончательное сосредоточение в его руках всей верховной власти) объявил об одностороннем прекращении СССР всех ядерных испытаний…

На объекте все схватились за головы, узнав от меня о предстоящем отказе от испытаний. Но решили пока ничего не менять в планах, считая очень возможным, что через короткое время испытания возобновятся…

Пока мы обсуждали (и очень страстно) создавшуюся ситуацию, пришло распоряжение Хрущёва: готовиться к возобновлению испытаний, так как американцы и англичане не последовали нашему примеру…

К этому времени я уже вычислил, что каждая мегатонна испытательных взрывов в атмосфере уносит 10 тысяч человеческих жизней (эта оценка содержалась в той статье, о которой я писал выше)».

Если учесть, что в 1957-ом было уже взорвано 50 мегатонн, получалось, что жертвами этих испытаний должны стать 500 000 человек. Эта цифра ужаснула Сахарова.

«Я поехал к И.В. Курчатову. Я понимал, что он единственный человек, который может повлиять на Хрущёва…

Встреча с Игорем Васильевичем состоялась в сентябре 1958 года в его домике во дворе института Часть разговора происходила на скамейке около домика под густыми развесистыми деревьями. Игорь Васильевич называл свой коттедж домиком лесника, вероятно, в память о доме отца, в котором прошло его детство.

После болезни два года назад врачи очень ограничивали рабочее время Игоря Васильевича Он часто не ходил в институт, а гулял возле домика, вызывая нужных ему людей. Деловые записи при этом он вёл в толстой тетради, вложенной «для маскировки» (от врачей и жены) в книжную об ложку с тиснёной надписью «Джавахарлал Неру. Автобиография» (вероятно, чуть-чуть это была игра).

Игорь Васильевич выслушал меня внимательно, в основном согласился с моими тезисами. Он сказал:

— Хрущёв сейчас в Крыму, отдыхает у моря. Я вылечу к нему, если сумею справиться с врачами, и представлю ему ваши соображения …

Поездка Игоря Васильевича в Ялту к Хрущёву не увенчалась успехом. Упрямый Никита нашёл наши предложения неприемлемыми. Деталей разговора я не знаю, но слышал, что Никита был очень недоволен приездом Курчатова, и с этого момента и до самой смерти (через полтора года) Курчатов уже не сумел восстановить той степени доверия к нему Хрущева, которая была раньше.

Через два месяца состоялись испытания — в техническом смысле они действительно оказались очень удачными и важными ».

Да, каждое новое испытание становилось всё удачнее, а самочувствие Курчатова, напротив, всё ухудшалось. Михаил Садовский вспоминал:

«Встречаясь с ним в Москве после 1957 года, я с беспокойством обнаруживал некоторые изменения в его характере. Он стал значительно мягче, в разговоре с ним чувствовалась большая теплота и благожелательность. Он отлично понимал своё состояние и не скрывал этого.

Как-то, пригласив к себе домной, Игорь Васильевич, угощая меня коньяком, предупредил, что на этот раз я должен выпить без него, так как до очередного удара он должен ещё кое-что сделать…

Печальная это была встреча».

После разгрома «антипартийной группы» Молотова, Кагановича, Маленкова и «примкнувшего к ним» Шепилова произошла замена и атомного министра. Вместо «антипартийного» Первухина Средмаш доверили возглавить «хрущёвцу» Ефиму Славскому. Впоследствии он писал:

«Когда я стал министром, Хрущёв бил Первым секретарём ЦК КПСС… К Игорю Васильевичу относились хорошо. Вопросов много. Игорь Васильевич придёт ко мне:

— Давай, звони пусть примет нас!

Я звоню Хрущёву. Он нас принимал немедленно.

Хрущёв хотел сделать его президентом Академии наук. Игорь Васильевич отговаривался. И я говорил, что нельзя его загружать из-за здоровья, — несколько инсультов било уже…».

Однако именно тогда, в самом конце 50-х годов, во взаимоотношениях атомщиков как-то незаметно возобладал новый бюрократический стиль. Сын Кирилла Ивановича Щёлкина писал:

« Отец делился со мной опытом работы:

— Если хочешь, чтобы твоё предложение было реализовано, используй приём, который я использовал неоднократно и всегда успешно. Надо убедить начальника, от которого зависит внедрение предложения, что это его идея. Тогда идея будет внедрена оперативно.

А то, что у неё будет другой автор, отца не волновало. Главное, чтобы общее дело продвинулось успешно ».

Впрочем, подобная щёлкинская хитрость далеко не всегда давала желаемый результат. И вот тому иллюстрация.

Предчувствуя приближение конца, Курчатов всё больше заботился о дальнейшей судьбе атомного дела. Честолюбивые помыслы молодого Сахарова его огорчали. Не радовало и отсутствие у Харитона твёрдости, необходимой для руководителя такого высокого ранга. А мощь советского атомного оружия тем временем росла уже не по дням, а по часам.

Курчатов всё больше думал о мирном атоме. Не случайно в своей речи 31 марта 1958 года он сказал депутатам Верховного Совета СССР:

«С этой высокой трибуны мы, советские учёные, обращаемся к учёным всего мира с призывом направить и объединить усилия для того, чтобы в кратчайший срок осуществить управляемую термоядерную реакцию и превратить энергию синтеза ядер водорода из орудия разрушения в могучий, живительный источник энергии, несущей благосостояние и радость всем людям на земле!».