Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Доктор Бронзов звал его «дядя Володя». Позднее, в Москве, перенял это обращение и Котельников. Они многократно виделись, Котельников даже был на торжестве, устроенном в день рождения его сына Юрия. Иногда встречались и отмечали вдвоём День Победы. Как правило, в ресторане «Астория». В течение всего сорок пятого года Котельников был прикреплён ведомством к этому ресторану. В это время там также столовались служащие Моссовета. Это на улице Горького, рядом с ныне закрытой гостиницей «Центральная», тогда называвшейся «Люкс», почти рядом с Елисеевским гастрономом. Гостиница предназначалась только для высших работников Коминтерна. Там проживали Тито, Ракоши, Влахов с отцом, известным партийным деятелем той же Югославии, а также другие главы компартий стран, территория которых была оккупирована нацистами… У входа в гостиницу дежурил мужчина в штатском с кобурой на поясе. Вход посторонним был запрещен. Пропускали только с согласия проживавших.

Но с тех пор как дядя Володя резко откликнулся на вопрос Котельникова о взрыве на автозаводе, их отношения несколько поостыли.

Вскоре стало известно о назначении Абакумова руководителем органов Государственной безопасности. Спустя некоторое время Юрий вспомнил об опасениях Шульмана. Позвонил ему. Трубку взяла жена Вера Ивановна. Она тогда работала секретаршей министра внутренних дел СССР. Поздоровавшись, он спросил, дома ли Владимир Исаакович.

– К сожалению, его нет и никогда уже не будет…

– Как понять «никогда»? Что-нибудь случилось?

– К великому сожалению, – сухо ответила Вера Ивановна.

Котельников в недоумении повесил трубку, решив, что дядю Володю посадили. Тогда подобное не было редкостью.

Но, продумав, Юрий решил, что поступил некрасиво. Перезвонил, извинился, дескать, повесил трубку от неожиданности. Переспросил, какова причина его отсутствия.

– Застрелился, – ответила Вера Ивановна.

В тот же день он навестил вдову товарища. Жили они на 2-й Мещанской в трехэтажном из красного кирпича доме НКВД. Поднялся на второй этаж.

Вера Ивановна встретила его в слезах. Гость пытался её успокоить. Почему-то ему казалось, что Владимир Исаакович всё же арестован.

Но Вера Ивановна показала диванчик, где муж выстрелил себе в висок из маузера, которым его наградил Дзержинский. Показала отверстие в шкафу и объяснила, что пуля пробила его дважды и угодила в потолок – там зияла дырка. Показала и оставленное им письмо. Затем фотографию похорон, где Владимир Исаакович лежал в гробу.

Котельников расстроился, выразил соболезнование и готовность при надобности всегда помочь.

Остался у неё сын Юра. Приятный, тихий, где-то работал инженером.

Александр Александрович Бронзов был очень огорчен печальной вестью. Он дружил с покойным.

Нечто подобное случилось и со ставшим полковником ГБ Викторовым, с которым капитан Шульман приземлился на парашютах во вражеском тылу.

Николай Викторов в послевоенное время Юрию не встречался. Задавать вопросы, почему или тем более где он, не было принято. Работник органов.

Много позднее, в послесоветские времена, в своей военной поликлинике Котельников оказался на приёме у врача по фамилии Викторов. Выяснилось, что это сын полковника ГБ Николая Викторова.

– Имел честь знать ещё во время войны капитана Викторова, десантировавшегося на парашюте в тылу оккупированной немцами советской территории. – сказал пациент. – Ночью, за тысячу с лишним километров от линии фронта!

Сын рассказал, что четверть века считался «сыном врага народа» полковника госбезопасности Николая Прокопьевича Викторова. Через много лет после того, как отца не стало, он добился его реабилитации.

О судьбе Николая Викторова и его последующей полной реабилитации Котельников понятия не имел. Огорчился, что тот был реабилитирован посмертно.

Вечная ему память и лучшие пожелания здоровья его сыну, врачу Викторову!

На Котельникова навалилась очередная забота: развод с женой. При этом встал вопрос с жильём. Квартира в Первом Колобовском переулке принадлежала матери жены. Поэтому пришлось приобрести себе за деньги небольшую, двенадцатиметровую комнатку в подвальном, невероятно запущенном помещении, где проживали ещё пять семей. Каляевская улица, 36. Сделал основательный ремонт коридора. Всё было обновлено и покрашено. Также была отремонтирована огромная кухня с двумя газовыми плитами.

Прожил в этой квартире более четырёх лет.

Происходившие события совпали со свирепствовавшим в стране «делом врачей». По городу ходили тревожные слухи, настроение у людей было упадническим.

В один из тех дней Котельников посетил на Кузнецком мосту Ателье мод, куда иногда заходил, просматривал очередную экспозицию современной одежды, иллюстрации в журнале «Мода». Однажды подарил закройщикам объёмистый сборник мод привезённого из-за рубежа журнала «Наккерман». С тех пор его приглашали выпить там стакан чая.

В тот раз, выйдя из Ателье мод, он увидел спускавшегося с Лубянки Хейфеца. Поприветствовал его и попросил не обижаться из-за отказа работать в Еврейском антифашистском комитете.

Недовольным тоном бывший начальник сказал, что прежний подчинённый «долгое время вращался среди фашистов и нахватался у них».

Котельников удивлённо посмотрел на Хейфеца:

– И это вы говорите мне, хотя прекрасно знаете, сколько фашистов при моем участии было ликвидировано во вражеском тылу!? Не мог я пойти туда, куда вы меня направляли. Поверьте, Григорий Маркович, не мог! Я наведывался туда и понял, что не смогу там работать. Не обессудьте, пожалуйста, дорогой Григорий Маркович.

– А вот я, в отличие от вас, работаю там.

– Честно вам скажу, – заметил Котельников, – удивлён вашим поступком. Давно хотел спросить, понимаете ли, куда идёте?

– Сейчас могу вам ответить: иду домой обедать, – сказал Хейфец и ушёл, а Котельников долго в недоумении смотрел ему вслед.

Можно себе представить, какими качествами должен был обладать такой человек, если некогда, будучи в Сан-Франциско вице-консулом СССР, подружился там с небезызвестным американским профессором Оппенгеймером, бывал у него дома в то время, когда тот работал над созданием атомной бомбы.

Последний раз Котельников видел Григория Марковича, когда сидел в машине у Белорусского вокзала, наблюдая вынос гробов с телами убитых в Минске Михоэлса и председателя одного из советских комитетов по культуре, кстати, русского. Хейфец шёл, придерживая под руку вдову Михоэлса.

В стоявшей рядом другой машине шла скрытая съёмка траурной процессии, направлявшейся в Еврейский театр на Малой Бронной, где проходило прощание с выдающимся советским актёром и известным общественным деятелем Соломоном Михоэлсом.