Александр Поляков - Без права выбора

Присматриваясь к этим людям, Борис все больше понимал правильность и гуманность решения партии — не допустить новых кровавых событий. Собственно говоря, говорухинский и все прочие отряды могли бы в короткий срок быть уничтоженными регулярными частями буденновской армии. Но при этом погибли бы тысячи людей, вся вина которых состояла в неграмотности и темноте. Поэтому советское командование решило ликвидировать эти отряды мирным путем. Для этого нужно было оторвать основную массу казаков от белых офицеров.

Они еще командовали здесь, стараясь внушить своим подчиненным, что наступившее затишье вовсе еще не конец войны и складывать оружие рано. Стремление найти какой-нибудь выход вылилось в требование казаков действовать немедленно.

— Так или иначе — к одному концу! Когда поведете на Ростов?

Однако и сам Говорухин, и заговорщики в подпольном штабе понимали, что немедленное выступление приведет к разгрому.

— Господа старики, — говорил есаул Филатов, собрав в штабе казаков постарше, — я уполномочен вам сообщить, что час нашего выступления близок. Скоро, очень скоро наши братья, получив подкрепления от дружественных нам держав, вступят на свою священную землю.

Старики слушали серьезно, молча. Только один раз, когда Филатов упомянул Врангеля, кто-то из собравшихся сказал:

— Без него обойдемся!

Но есаул сделал вид, что не слышал.

Закончив инспекцию в камышах, Филатов провел в штабе совещание. Бахарева никто не приглашал, но он просто пришел и сел рядом с есаулом, ни у кого не спрашивая.

Речь шла о совместных действиях отрядов Говорухина и Назарова. План сводился к тему, что в назначенный день эти два отряда численностью более двух тысяч сабель должны неожиданно ударить с двух сторон и ворваться в Ростов. Есаул сказал, что каждому отряду будут приданы офицеры, которые помогут найти всех коммунистов и чекистов в городе.

— Они у нас все на учете, — подчеркнул есаул.

Относительно точного времени выступления Филатов сказал, что оно будет определено после прибытия представителя из Софии. Его ждут со дня на день. Слушая выступление есаула, Бахарев старался не выглядеть особенно заинтересованным, ведь в глазах говорухинцев он был представителем штаба, и ему это все должно быть заведомо известно.

Зато он внимательно разглядывал участников совещания. Грузный и неопрятный Говорухин, от которого на всю комнату несло перегаром самогона, старался подчеркнуть свою неотесанность, играя под «народного вождя». Он несколько раз вставлял к месту и не к месту слова «мои ребятушки», «мои молодцы».

Рядом с ним сидел притихший поручик Милашевский. Этот знает много, подумал Борис. Хорошо бы уже сейчас отправить его к Воронову. Видимо, он имеет доступ в самый центр организации, куда и Филатова не очень-то допускают, к этому самому «его превосходительству» князю Ухтомскому. Фамилию князя назвал Борису сам Филатов, который теперь, после говорухинской проверки, считал себя вправе ничего не скрывать от своего спасителя.

Нужно найти какой-то ключ к Милашевскому. Это раз. Потом вот этот — Борис взглянул на начальника штаба говорухинского отряда Антонова. Молодой совсем парень, но с тяжелым пустым взглядом человека, равнодушного ко всему. Этому нипочем расстрелять десяток-другой. Только вот руки у него… Борис отметил, что пальцы Антонова все время находятся в беспрерывном движении. То он теребил какой-то листок бумаги, то взялся за ремень портупеи. Из всех присутствовавших один Антонов был одет в полную военную форму. Борис знал, что он служит в военном отделе окружного Совета делопроизводителем. Вот откуда у них документы. Все это с точностью фотоснимка запечатлевалось в памяти Бориса. А если бы судить внешне, то на совещании сидел несколько скучающий молодой человек, который чувствовал даже некоторое превосходство над остальными офицерами.

— За моими ребятушками дело не станет, давно в Ростов рвутся, — сказал в конце Говорухин. — А вот как будет с полковником Назаровым? Я ему буду подчинен или же он мне? У него людей меньше моего. Недавно мы тут с ним встретились…

— Это еще не решено в штабе, — ответил есаул. И Борис увидел, что ответ не очень понравился Говорухину. Хорунжий не прочь повыситься в звании, решил он.

На следующее утро они собрались уезжать. Улучив минуту, когда хорунжий был один, Борис подошел к нему.

— Да, Говорухин, — сказал он, улыбаясь, — ты был прав вчера, когда спрашивал насчет полковника Назарова.

— А что? — осторожно спросил Говорухин, и в его красных опухших глазах мелькнуло беспокойство.

— А то, что в чинах мы с тобой небольших, рискуем вместе, а там как на нас поглядят те, кто повыше?

Говорухин шагнул к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза.

— Ты к чему это говоришь? Знаешь что-нибудь?

— Как не знать, — сказал Борис, чувствуя, что теряет нить разговора. — Мне полагается знать…

— Значит, у вас там в штабе знают, — тихо заговорил хорунжий, — а я, признаться, все раздумывал, сказать есаулу или нет. Неделю назад, когда я встретился с Назаровым на мельнице, смотрю — самозванец. Назарова-то я, слава тебе господи, знаю, на моих глазах погиб, царство ему небесное. Но ты учти, я не открылся, а казакам сказал: самый настоящий полковник Назаров, и только…

Борис чувствовал себя как на канате над пропастью.

— Что ж казаки? — спросил он осторожно.

— Казаки верят как один. А что он за человек?

— Нужный человек, — таинственно ответил Борис. — Смотри, пока ни слова. — И подумав, добавил: — В твоих же интересах!

— Понятно! — с уважением произнес хорунжий.

Наступил июнь. Лето в том году выдалось знойное, сухое. Ко всем тяжестям послевоенной разрухи прибавился еще и неурожай. В стране не хватало всего, что необходимо людям для жизни: продовольствия, топлива, одежды, медикаментов, соли, мыла, спичек. Казалось, непоправимо рухнула вся система экономических отношений между людьми, сложившаяся за века. Не хватало даже бумаги, чтобы печатать обесценившиеся деньги.

Деньги 1921 года… Тысячерублевый красный расчетный знак. Ни водяных знаков, ни номера. Подделки не опасались: дороже станет напечатать. Цены исчислялись миллионами. Спекулянты этих денег не брали, хоть и стояла на бумажках надпись: «Обеспечивается всем достоянием республики». Какое достояние имел в виду товарищ народный комиссар финансов, ставя на этом расчетном знаке свою подпись? Думается, не опустошенную войной и заграничными царскими займами российскую казну.

Припрятавшие золотишко от прошлых времен с любопытством наблюдали тяжелую жизнь, гадая, когда — сегодня или завтра — от голода падут Советы, не побежденные армиями четырнадцати держав.