Владимир Губарев - От сохи до ядерной дубины

– Откуда такая уверенность? К сожалению, в этой области всегда больше обещаний, чем реальных достижений?

– Мы понимаем и знаем процессы, которые идут в водородной бомбе. Ими нужно научиться управлять. Конечно, удержать плазму сложно, но это возможно.

– Полвека нас убеждают, что успех близок!

– Мы научились управлять реакцией слияния ядер, синтеза их, и казалось, что успех близок… Но иллюзии быстро развеялись, проблема оказалась многократно сложнее, чем казалось на первом этапе.

– Вы всю жизнь были связаны с оружейным комплексом. Однако, став министром, вы должны были познакомиться со всей атомной промышленностью. Много ли было неожиданностей при таком знакомстве с отраслью?

– И не только предприятия, но и детские сады и школы, больницы и дома отдыха… Меня поразило, насколько продуманно и грамотно все было сделано. И, прежде всего, комплексно. И на каждом предприятии, на каждом комбинате были разработаны самые современные технологии. Использовались самые высокие научные достижения. К работе на отрасль были привлечены ведущие ученые страны, и это дало свои результаты. И, конечно же, поразили масштабы отрасли. Они не были нужны в таких размерах, но это понимание пришло позже. Почему конверсия у нас идет трудно? Да по очень простой причине: она затрагивает сотни тысяч людей, у которых сложился определенный образ жизни и убеждения, что от их работы зависит безопасность страны. Это так и есть, и люди понимают ситуацию, но сломать, изменить их психологию необычайно сложно. Конверсию сравнительно легко провести, если речь идет о двух сотнях или двух тысячах работников, но если появляется цифра в сотни тысяч, если возникают целые закрытые города, то простых рецептов быть не может. Тут уж не интересы и задачи ведомства, а стратегия страны, ее перспективы играют основную роль… Теперь о моих знаниях отрасли до назначения министром. Как физик-теоретик, а потом как директор института я достаточно хорошо знал ситуацию в министерстве. Вся наука, вся передовая технология сконцентрировались в ядерном оружии. Конечно же, у атомной станции есть свои особенности, но они не столь уж значительны, чтобы их нельзя было бы понять… Мне интересно было побывать и на атомных станциях, и на заводах, где получают изотопы. Очень полезно было посещение радиохимических производств, где я увидел высокий уровень технической дисциплины, четкую организацию работ, очень много высококвалифицированных специалистов. Все это не может не поражать, даже если ты имеешь общее представление о таких производствах!.. Но самое главное, что меня поразило и удивило, – это масштабы производств, масштабы всей отрасли. Было такое впечатление, что Россия собралась воевать со всем миром. Конечно же, это не могло не вызвать удивления и протеста. Поэтому сейчас у нас глубина конверсии очень большая. К сожалению, не все понимают ее масштабность и уникальность.

– Радиохимию вы увидели в Челябинске-40? Неужели до 1992 года вы не были на плутониевом комбинате?

– Не был. Не было положено… Порядок у нас в отрасли всегда строго соблюдался: на такие производства с других объектов допускались только те люди, которым это необходимо по работе. Как теоретики и разработчики мы могли изменить геометрию компонентов, и нам не казалось это очень сложным. Но когда я увидел, как производят плутониевые и урановые компоненты, то понял, насколько это сложный и необычный процесс.

– Что же вас так поразило?

– Технология получения плутония, его обработка. Это очень токсичный материал. Все делается в закрытых камерах. Недопустимо даже малейшее отклонение от технологии… Знаете, теоретику иногда «мешает» то там миллиметр, то в другом месте, и он легко изменяет геометрию заряда, а оказывается, там, на заводе, это вызывает огромные трудности, большие затраты… Ну а на заводах по обогащению урана меня поразила чистота и порядок – и тишина! Никакого шума! А ведь в цехах стоят сотни тысяч центрифуг, и все они работают. Первое впечатление – что цех не действует. Но стоит положить руку на центрифугу, и ты чувствуешь ее биение – работает! Центрифуга делает до двух тысяч оборотов в минуту, она будто живой организм. Это очень эффективный инструмент. Ну а на заводах их миллионы штук! Разве это не поражает?!

– Как и все закрытые города?

– Именно!.. Это города XXI столетия. Своей чистотой и порядком, продуманностью в строительстве они лучшие, они украшают Россию. А по своему потенциалу, по тем людям, которые там живут и работают, они поистине бесценны… К примеру, в том же Челябинске-40 производятся изотопы, которые нужны в медицине, в промышленности, в сельском хозяйстве. Эти изотопы идут во многие страны мира. Так что Озерск гордится не только своими первыми предприятиями, где создавалось ядерное оружие, но и мощными комплексами, производящими сугубо мирную продукцию. Я убежден, что ядерные технологии постоянно будут развиваться, совершенствоваться, проникать в разные области нашей жизни. А кто ими будет заниматься? В первую очередь, те специалисты, что работают сегодня в закрытых городах Минатома России. Убежден, это города будущего. Сейчас многие этого не понимают, но в истории всегда не понимали тех, кто шел на шаг впереди остальных.

– Важно сделать этот шаг?

– Конечно. Очень важен один принцип: что-то можно провозгласить, мол, можно полететь на Марс. Об этом говорили многие люди. Но совсем иное – превратить идею в реальность…

– Продолжим тогда эту аналогию: как вы считаете – сравнимо ли по масштабам создание ядерного оружия и экспедиция на Марс?

– Берите поближе: экспедиция на Луну… Но если говорить в целом об атомной энергетике, об управлении цепным делением ядер и термоядерном синтезе, то есть взять все достижения физики ХХ века в комплексе, куда входит и ядерное и термоядерное оружие, то сравнение с экспедицией на Марс правомочно. По затратам интеллектуальной и материальной энергии эти две проблемы сравнимы. Это бесспорно! К сожалению, находятся инквизиторы ХХ века, которые пытаются уничтожить научный потенциал России, и в первую очередь достижения ядерной физики.

– Виктор Никитович, вы оптимист?

– Безусловно. Даже в самые трудные минуты жизни нельзя опускать руки и смиренно ждать чего-то, нужно бороться и не сдаваться. Только тогда придет победа.

Академику Решетникову, одному из немногих, довелось и видеть вечность, и открывать бесконечность, и начинать новую эпоху в истории цивилизации. Ведь именно он держал в своих ладонях слитки плутония, из которого был сделан заряд для первой советской атомной бомбы, первые слитки урана-235 и урана-233, а потом и трансурановых элементов, циркония и других металлов, которые требовались «атомному веку».