Борис Подопригора - Запомните нас живыми

Уже через год подполковник Евкуров вновь привлек к себе внимание – на сей раз в Чечне. Исполнявший обязанности начальника разведки тактической группы 217-го парашютно-десантного полка подполковник Евкуров отличился при взятии населенных пунктов Шали и Автуры. Но звание Героя России он получил за освобождение его подчиненными двенадцати российских военнопленных. Некоторые его сослуживцы считают, что правильнее было наградить другого офицера, но стране были нужны герои-кавказцы. Тем не менее никто не оспаривает боевой опыт и десантную харизму Евкурова, кстати, еще до 1991 года получившего орден Красной Звезды. За что? – расскажем, когда он разрешит. 1 июня 2000 года президент Путин всеэкранно вручил ему «Золотую Звезду».

Высшая награда страны, безусловно, помогла войсковому разведчику поступить в академию генштаба и позднее стать заместителем начальника штаба Приволжско-Уральского военного округа в Екатеринбурге. В пользу Евкурова – поддержка со стороны харизматичного генерала чеченской войны Шаманова, а также личные отношения с доселе влиятельным тогдашним командующим ВДВ Шпаком. Достаточно ли этого для президентства? – вопрос сложный. Эффективность главы региона обеспечивается не только успешностью его военной карьеры. Хотя по местным представлениям – это залог уважения, как минимум подчинения земляков. Но и неформальные связи играют не меньшую роль. Считающие, что армейское прошлое президента ставит его над сложными отношениями между вирдами-тейпами-тухкумами, немножко лукавят. На Кавказе родственно-клановые связи емче президентского указа.

Полковник Юнус-Бек Евкуров родился в Северной Осетии в многодетной (десять братьев и сестер) даже по кавказским представлениям, значит, «правильной», ингушской семье. По существенным для Кавказа истокам он представляет тейп орцхой, по другим сведениям – хулхой, по неформальному влиянию на ингушскую ситуацию одинаково занимающим положение выше среднего. Впрочем, куда важнее его брак (кстати, в недавнем 2007 году) с обладательницей фамилии Кодзоева. Кодзоевы всегда находились в тесном союзничестве с Аушевыми. Кстати, Аушевы именно после свадьбы назвали Евкурова одним из возможных кандидатов на замену Зязикова. Значение Аушевых для ингушей сопоставимо с Плиевыми для осетин. Они суть их всенародно признанные моральные авторитеты. Немаловажно то, что выдвижение Евкурова, судя по всему, поддержали влиятельные северокавказские олигархи глава «Роснефти» Гуцериев и Келигов, бывший госинспектор по Ингушетии и сослуживец первого президента республики Аушева по Афганистану. Это, поверьте, существенно, даже если сам полковник не вполне искушен в связке бизнес – политика.

Лаконичная, одновременно весомая биография Евкурова сомнений не оставляет. Его предшественник генерал ФСБ Зязиков, несмотря на федеральную репутацию в сходившей с советских рельсов Чечено-Ингушетии, так и не адаптировался под ингушскую реальность. Республика и при Аушеве считалась тыловой базой чеченского криминал-сепаратизма. Сегодня же по мере ослабления общекавказской террористической составляющей острота отношений между населением и силовиками (часто командированными) дополнилась чередой скандалов с правозащитной оппозицией, фактически взращенной самим Зязиковым. В этих условиях президент Медведев заменил чекиста жестким десантником. Ибо мягкие в десанте не служат, аэродромов не захватывают и пленных не освобождают.

…потому что его смерть создает прецедент для многих, чей жизненный путь схож с его. Потому что слишком много вопросов она задает всей стране, призванной защищать не только единственную в ее истории семью трех Героев России. Если звания у нас даются не по национальному признаку и политической разнарядке, а за государеву службу.

О Чечне, как и об истории как таковой, большинство судит по телевизору. Чеченцев, если они не похожи на подзабытого нами Махмуда Эсанбаева, мы подводим под общий знаменатель – у них – своя «свадьба», у нас – своя. Чеченец с лермонтовским кинжалом или сегодняшним «калашом» тем более не вызывает ничего, кроме оторопи сытого мещанина: не приведи Господь с таким – в безлюдном месте! Но Чечня, во многом не похожая на остальную Россию, взросла на нашем же культурно-историческом поле. Ее населяют такие же, как мы, соискатели человеческого счастья. Счастья, понимаемого с поправкой на веру в свой род-тейп, постигаемые с возрастом заповеди Всевышнего и справедливость, не стесняемую кавказскими хребтами, – все в сумме не такое уж чужеродное нам, русским. Такими, а не публицистически раскрашенными персонажами чеченской хроники, стали братья Ямадаевы, не самые дальние родственники Кадыровых.

Сулейман (Сулим) Ямадаев в силу своего понимания веры, оставшейся единственным смыслом бытия после 1991 года, в двадцать с небольшим лет стал самым молодым командиром пятитысячного по численности полка, непосредственно подчиненного муфтию дудаевской Чечни Ахмату Кадырову. Его он считал больше чем отцом. Когда в безвластно-масхадовском 1998 году ваххабиты Хаттаба замахнулись на «европезированный» Гудермес, он выступил не ЗА «неверных» федералов, ПРОТИВ чужой веры. Своя вера оказалась ближе к федеральным знаменам, на которых, по правде говоря, ничего святого для чеченцев не написано. В ноябре 1999-го Ямадаевы без цветов, но и без выстрелов в спину встретили в Гудермесе бронетранспортер русского генерала Трошева. Шеф ямадаевского полка Ахмат-хаджи стал новым лидером Чечни.

Ваххабитов, оказавшихся феодальными смутьянами в век интернета и дискотек, пассионарный Сулим изничтожал по праву хозяина родных равнин и гор, до поры не приноравливаясь к федеральным титулам. Как изничтожал? – разговор не для гламурных барышень. Да, мартиролог врагов федерализма (более 400 – только на его личном счету, еще за тысячу – у его братьев) пополнялся врагами рода, а потом и его семьи. Даже у Кадыровых, пожалуй, меньше кровников, чем у Ямадаевых. Так или иначе не надо было заставлять женщину-ваххабитку поливать из кувшина его руки, промасленные после ремонта «пазика» с табличкой «Пресса». Этот эпизод лета 2002-го едва не обернулся бедой для десятка телеузнаваемых журналистов. Уже удаляющуюся от Замай-Юрта машину веерно обстреляли местные «заступники за женскую честь» – для памяти неверным. Но разве этот эпизод единственный и самый жесткий? Скажем и другое: путешествуя в одиночку по Чечне, лишь с Сулимом федерал считал себя защищенным настолько, насколько позволяет война.

Во время второй чеченской войны он не особо примерял себя с сыном-охранником Ахмата-хаджи, ибо его личная мотивация была куда ценнее для федералов, к тому времени поднаторевших в управлении мятежными «весями». Но эти же «искушенные» решали задачи дня, не задумываясь о том, что на смену эпохи побивания каменьями придет время их собирания. А сам Сулим? От своих старших братьев он отличался не только хмурой задумчивостью. Руслан с самого начала искал государева признания за «восстановление федерализма». Джабраил видел себя лихим профедеральным «абреком». Сулим все же оставался воином. С несомненными командирскими и даже политическими задатками, но не завершенным становлением федерального командира. С весьма условно приданным его подчиненным статусом батальона спецназа ГРУ – точно так же он мог стать подведомственным другим спецслужбам и правоохранителям. Тем не менее за устранение главного на чеченской земле «послехаттабовского» ваххабита – саудовца Абу-аль-Валида – он в 2005 году стал третьим в их роду Героем России.