Дмитрий Куликов - Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию

Нужно еще ответить, что является трудом в деятельности, как это связано со способом и формой включения индивида в деятельность, присутствует ли индивид в деятельности только как труд или как-то еще иначе, можно ли понимать труд как индивидный материал деятельности. С другой стороны, чтобы появилась возможность решения проблемы отчуждения, нужно ответить, что еще в деятельности, кроме индивида, захватывает сущность под именем «человек» (тут мы, увы, расходимся с Ханной Арендт, которая вполне в английском духе утверждала, что для нее существуют – т. е. живут – только люди, а не какой-то человек).

Тем не менее переход от метафизики труда к метафизике деятельности есть обязательное условие построения политэкономии будущего экономического порядка. Проект этого перехода при желании может быть найден в нашей русской философии (если не ограничиваться ее официозной и кафедральной частью) второй половины ХХ века, т. е. в подлинно советской социалистической философии (а иной она и не может быть как философия будущего).

Человеческая деятельность отделила человека от природы и отличила от животного. У человека – как только он стал человеком – более нет задачи выживания, он не зажат в природный ареал обитания и не поставлен в условия биологического равновесия с другими видами. Поэтому он способен рассматривать свою жизнь как средство, ставить для нее цель и назначение за ее пределами и таким образом существовать за пределами собственной жизни. Религия является первой рефлексией, первым самовыражением этой сущности человека, хотя и не она делает его человеком. Это свойство человеческого существования Хайдеггер определяет как экзистирование.

Однако понимание человека только как разумного животного составляет самостоятельную и доминирующую линию европейского мышления, а для его англосаксонского типа – ядерную и определяющую. Это не может не отразиться на политэкономии, в английской традиции сводящей человека к наличному индивиду с его чувствами, представлениями, потребностями, желаниями, знаниями и даже целями. Это для нее, так сказать, очевидно. Англосаксонский политэкономический индивид («человек») рядоположен коровам, вещам, звездам, всему сущему как еще одно сущее, существующее тем же способом.

Продолжатели англосаксонской линии сами не обязательно англосаксы. Жак Маритен («Человек и государство». Идея-пресс, М., 2000), конструируя идеологию послевоенных США (сам будучи при этом французским томистом), прямо требует умалить суверенитет в пользу этого эмпирического, то есть голосующего человека. Но с чем мы расстанемся, расставшись с суверенитетом?

Первая в смысле необходимости деятельность человека – это хозяйственная деятельность, первый человек – хозяйственный человек. Деятельность создает – хотя и на основе природного материала, но принципиально неприродные сущности – вещи, которые и производятся, и потребляются. Человек, конечно, обменивается с природой веществами, но правильнее сказать, что деятельность использует материал природы. Человек же как индивид участвует в создании вещей и потребляет вещи: одежду, пищу (приготовленную на огне), оружие, орудия труда (среди других вещей), жилище. Он окружен уже не природой как первой оболочкой, а деятельностью, в первую очередь хозяйственной деятельностью. Ее законам (естественным процессам), а не законам природы (выживания, эволюции и т. д.) он и должен подчиняться. Ею он и правит, если правит, – а не природой. Чаще, однако, деятельность правит человеком как его сущность.

То, что называется неолитической революцией, привело к прикреплению деятельности к географической поверхности. Возникли специфические вещи (организованности) деятельности: аграрные угодья (как посевные, так и животноводческие) вместе с их ирригационной техникой, недвижимость в виде постоянного жилья и хозяйственных сооружений, дороги (впоследствии и железные), реки как транспортные артерии, источники энергии и воды, широко понимаемая инфраструктура, месторождения полезных ископаемых, наконец, такие территориальные комплексы, как города. Это закрепление человеческой деятельности на поверхности планеты можно емко определить как появление территорий – больших организованностей деятельности, не тождественных природным суше и морю.

Территория – в отличие от просто природной среды, сколь угодно богатой по природным критериям, – дает возможность резкого роста популяции людей по сравнению с мобильными группами охотников-собирателей, располагающих только природным ареалом миграции. Территория становится основной организованностью хозяйственной деятельности, в связи с чем впервые можно говорить о собственно экономике – форме организации хозяйственной деятельности, деятельности над хозяйственной деятельностью. Экономика появляется как деятельность по воспроизводству и развитию самой хозяйственной деятельности, отделяющей нас от природы. Основная вещь (организованность деятельности) экономики – территория – связывает и соотносит два основных экономических процесса (процесса организации и управления хозяйственной деятельностью): концентрацию деятельности и накопление деятельности.

Появление территории приводит к социальной революции. Люди начинают жить в определенном месте, определяемом территорией. С тех пор индивиды идентифицируются по появившемуся у них месту жительства. Накопление и концентрация деятельности ведет к накоплению и концентрации людей. Возникают многочисленные и сосредоточенные («стоящие») в одном месте коллективы. Это порождает целый веер социальных процессов, среди которых в первую очередь нужно выделить политические – процессы вокруг и по поводу власти, являющейся основным и родовым социальным отношением, так или иначе определяющим содержание любого общественного явления.

Конкретная территория на планете возникает не одна. Разумеется, к этому располагают и природные предпосылки, но причина коренится в устройстве экономической деятельности – в формах концентрации и накопления. Территории «рвут» поверхность суши (и моря). Так появляются «естественные» границы в смысле деятельности (не природы!).

Такая фундаментальная политическая форма, форма организации власти, как государство, есть выражение деятельностного существа территории. Государство защищает не людей и не народ, то есть коллектив, рождающий новых людей за счет поселения и прикрепления к территории (а без этого человеческие коллективы слишком малы и не могут стать народами), и даже не население, которое само есть свойство территории и выражение накопления и концентрации. Государство защищает саму территорию, оно есть политическая форма территории как главного экономического явления, оно заботится как о пространстве, так и о времени, необходимых для накопления и концентрации, для роста и развития территории.