Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Однако, изучая планы Германии в отношении Бельгии, французы делали одно допущение, которое оказалось для них почти гибельным в 1914 г. Они не думали, что немцы смогут отправить большую военную группировку к западу от Льежа, между западным берегом реки Мез, которая текла с севера на юг, и морем. Французские военные оказались в плену собственного предвзятого мнения о солдатах-резервистах. Они предполагали, что немецкие офицеры также будут считать своих резервистов гражданскими лицами, которые вряд ли смогут быть эффективными солдатами, и станут использовать их для выполнения менее важных задач, таких как охрана коммуникаций, осада крепостей или работа на таких объектах, как госпитали за линией фронта, но не на передовой [1008] Tanenbaum, «French Estimates», 163. . Французы точно знали, сколько солдат у Германии под ружьем, и этого количества было достаточно, чтобы Германия защитила себя от нападения французов на границе Эльзас – Лотарингия и осуществила вторжение в Бельгию к востоку от Льежа и реки Мез, но недостаточно для большого броска дальше в Западную Бельгию. На самом деле немецкие военные с некоторым нежеланием пришли к мысли о том, чтобы поставить резервистов на передовую. Доказательств того, что они на самом деле планируют передислоцироваться к западу от реки Мез, становилось все больше непосредственно перед 1914 г. К 1910 г. французы заметили, что немецкая армия закупает автомобили, особенно в Западной Бельгии, территория которой была равнинной, с хорошими дорогами [1009] Там же, 159. . В 1912 г. французские военные представители в Брюсселе предостерегали, что Германия, по-видимому, способна пойти прямо на Льеж или повернуть на запад [1010] Там же, 166. .

Здесь упрямство Жоффра оказалось преградой: он отказался принять факт, который шел вразрез с принятым им решением. И когда появился контраргумент – например, документ, написанный, очевидно, немецким генералом Эрихом Людендорфом, в котором говорилось, что Германия не будет использовать своих резервистов на переднем крае, – он предпочел поверить ему [1011] Snyder, The Ideology of the Offensive , 102–3. . И не он один. Многие французские военные, зачарованные идеей наступления, были сосредоточены на нападении на Германию в надежде на то, что смогут закончить войну в ближайшее время и быстро, прежде чем немцы смогут начать свое крупное наступление. В начале 1914 г., когда несколько высокопоставленных французских генералов высказали свое мнение о том, что вторжение Германии в Бельгию пойдет к западу от реки Мез, Жоффр снова отказался слушать [1012] Tanenbaum, «French Estimates», 170–71. . Он подошел к началу Великой войны, будучи уверенным, что ему придется воевать с немцами в Лотарингии и еще севернее, в Восточной Бельгии и Люксембурге, и что его войска приблизительно равны по численности немецким к началу боевых действий. Если английские войска прибудут вовремя, рассуждал он, то они вместе с французами создадут численный перевес над немцами [1013] Doughty, «France», 163. . Он оставил незащищенной зону шириной около 190 км, простиравшуюся на восток от Ла-Манша от французского города Ирсона, расположенного южнее бельгийской границы. Если англичане пришлют свои войска – а уверенность в этом была вовсе не на сто процентов, – то они закроют эту брешь. В августе 1914 г. четыре британские дивизии обнаружили, что стоят на пути двух немецких армий [1014] Williamson, Politics of Grand Strategy , 226. .

План Жоффра, печально известный «План XVII», был утвержден правительством в начале мая 1913 г., а его детали были разработаны и переданы в армейские части годом позже. Жоффр перебросил еще больше французских войск на север к бельгийской границе и разместил их таким образом, что они могли противостоять нападению немцев из Восточной Бельгии, Люксембурга или Северной Лотарингии. Этот план, как он утверждал в своих воспоминаниях, состоял в том, чтобы доставить войска в места их сосредоточения; это не был план ведения войны. Каждому армейскому военачальнику он предоставил альтернативы для ведения боевых действий против немцев, но не дал никаких указаний относительно того, о чем он думает, говоря, что планирует атаковать где-нибудь на северо-востоке, как только все силы французов окажутся на назначенных позициях. В августе 1913 г. на встрече с русскими он пообещал, что Франция начнет свои наступательные операции против Германии утром на одиннадцатый день после мобилизации [1015] Doughty, «France», 165–8; Doughty, «French Strategy in 1914», 434. . Если он даже и рассматривал оборонительную стратегию на границах Франции, то он ни разу не делился этими мыслями до 1914 г.

Военные маневры в 1912 и 1913 гг. продемонстрировали значительные проблемы в координации действий и командовании. Как написал Жоффр в своих послевоенных воспоминаниях: «Многие наши генералы оказались неспособными адаптироваться к условиям современной войны» [1016] Doughty, «France», 165. . Французская армия также серьезно отставала от армий других европейских держав, особенно Германии, в тяжелой полевой артиллерии, что было последствием лет плохого планирования, отсутствия финансирования и разногласий среди самих военных в отношении того, как следует применять большие полевые орудия – то ли для ударов по врагу перед своим наступлением, то ли для поддержки наступающих солдат. Наверное, стремясь извлечь максимум пользы из безнадежного дела, французская армия склонялась к последнему варианту. Сторонники наступления также утверждали, что сражения будущего будут такими быстротечными, что тяжелая артиллерия, громоздкая и тяжелая в передвижении, будет отставать, так что лучше полагаться на легкую полевую артиллерию – в этом Франция была сильна – и использовать тяжелую артиллерию там, где можно, для поддержки войск при атаке [1017] Porch, The March to the Marne , 232–3. . Жоффр не позволил никаким резонам поколебать его убежденность в том, что французские войска должны нападать.

За последние годы мира Франция пережила всплеск уверенности в своих силах и, по крайней мере в Париже, заметный рост патриотизма. Ее армия под командованием Жоффра обрела новую цель. На востоке ее великая союзница Россия, казалось, оправилась от своих неудач в войне с Японией и последовавшей вслед за этим политической ситуации, близкой к революции, и быстро модернизировалась. «Вера в силу, – сказал Мессими, – и, прежде всего, большое количество солдат в неисчислимой русской армии хорошо укоренилась в нашем мнении в 1914 г. и в штабе, и среди широких масс населения» [1018] Messimy, Mes Souvenirs , 179. .

Военные планы всех основных континентальных держав отражали глубоко укоренившуюся веру в наступление и нежелание рассматривать альтернативу – оборонительную стратегию. План Жоффра при всей его нечеткости, по крайней мере, имел достоинство – гибкость. Если говорить о Германии и России, то их планы свидетельствовали о том, что они будут открывать фронт против двух противников одновременно, тогда как военные не разработали вариант войны с тем или иным из них. А их политики не считали необходимым ни ознакомиться с содержанием военных планов своих стран, ни настаивать на обеспечении руководства. Военные планы континентальных держав к 1914 г. были опасно похожи на спусковой крючок, требующий слабого нажатия: легкое движение – и выстрел. И хотя сами военные и их планы не были причиной Великой войны, их одержимость идеей наступления и восприятие войны как необходимой и неизбежной заставляли оказывать давление на тех, кто принимал решения в переломные моменты. Советы, которые давали военные, почти неизменно склонялись к войне. Более того, отсутствие связи между различными группами лидеров означало, что военные составляли планы, которые ограничивали – иногда опасно – выбор, стоявший перед теми, кто принимал решения.