Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Немцы всегда видели в Делькассе своего главного врага во французском правительстве, и к весне 1905 г. их стало беспокоить то, что его позиция станет еще сильнее благодаря предложению стать посредником в конфликте между Россией и Японией. Японский флот 27 мая уничтожил русский флот в районе острова Цусима, и обе стороны искали пути к замирению. Делькассе со своим опытом, обладая тем преимуществом, что являлся гражданином страны, имевшей хорошие отношения с каждой из противоборствующих сторон, стал бы очевидной кандидатурой, и сам он горел желанием принять на себя эту миссию. Рувье наивно дал немцам это понять, и они пришли в ужас от такой перспективы. Если Делькассе справится с задачей, это будет победа и его, и Франции; это еще теснее свяжет Францию с Россией и, вполне возможно, приведет к еще одному тройственному союзу – Франции, России и Великобритании или, быть может, четырехстороннему – с Японией [1049] Andrew, Théophile Delcassé , 291–2. . Как позднее сказал сам Делькассе, его положение во французском правительстве стало бы непоколебимым, если бы он участвовал в урегулировании русско-японского военного конфликта [1050] Там же, 299. . Бюлов написал своему послу в Вашингтоне с просьбой уговорить президента Рузвельта предложить свои услуги в качестве посредника и тем самым опередить инициативу французов или англичан. Марокканский вопрос, по словам Гольштейна, был «бесконечно малой величиной» по сравнению с этой перспективой успеха на международной арене для Франции или Великобритании [1051] Там же, 292–3. .

В конце мая правительство Германии отправило несколько все более и более настойчивых сообщений французскому правительству: Делькассе должен уйти, или они не отвечают за последствия [1052] Там же, 296–7. . Рувье был в панике. Весь год он тревожился о возможном неожиданном нападении немцев, которое, по его мнению, привело бы к поражению и революции во Франции, как это было в 1870–1871 гг. В феврале того года он встретился с ведущими депутатами французского парламента, входившими в его финансовый и военный комитеты, и попросил их дать оценку готовности страны к войне. «Нет ничего, – ответили они ему, – ни боеприпасов, ни военной техники, ни запасов продовольствия, ни боевого духа в армии, а в стране – все и того хуже». Рувье разрыдался [1053] Там же, 289. . Делькассе не помог своему положению, отказавшись напрямую вести переговоры с немцами или советоваться со своими коллегами. Его политика в Марокко 19 апреля подверглась критике в парламенте: один оратор за другим, «справа» и «слева», побуждали его вести переговоры. Жорес подчеркнул, что Делькассе положил начало этому кризису, потребовав уступок от правительства Марокко задолго до визита кайзера в Танжер: «Вам следовало бы также взять инициативу в свои руки, дав объяснения и начав переговоры». Теперь Делькассе предложил прямые переговоры с немцами, но Бюлов, чуя победу, настоял на международной конференции. Делькассе сопротивлялся и настаивал на том, что Германия блефует и Великобритания готова предоставить Франции свою помощь в случае войны [1054] Там же, 276–8, 278–9. .

Его коллеги не согласились с ним, и в первую неделю июня Рувье уступил требованиям немцев освободить Делькассе от его обязанностей. На заседании кабинета министров 6 июня Рувье при единогласной поддержке сказал Делькассе, что тот свободен от занимаемой должности. В отместку – что вполне извинительно – Делькассе вручил премьер-министру папку с телеграммами, расшифрованными на набережной д'Орсе, которые раскрывали тайные дела Рувье с немцами [1055] Там же, 296–301. . Когда новость об увольнении Делькассе распространилась, по парламенту Франции и парижским гостиным разлетелись слухи о войне, и многие мужчины пошли покупать толстые шерстяные носки и крепкие ботинки, готовясь к мобилизации [1056] Weber, The Nationalist Revival in France , 31. . В Лондоне все были в ужасе и шоке. Лансдаун размышлял, сохранится ли «сердечное согласие»; французы, как он сказал Берти, по-видимому, обратились в бегство [1057] Monger, The End of Isolation , 202. . В Берлине, напротив, царило ликование. «Делькассе был инструментом, выбранным нашими врагами, чтобы уничтожить нас», – воскликнул Бюлов, которому кайзер даровал титул князя в день увольнения Делькассе, хотя сам Бюлов всегда отрицал, что между этими событиями существует связь [1058] Bülow, Memoirs of Prince von Bulow , т. II, 135, 138. . «Наш самый умный и опасный враг, – сказал Гольштейн, – пал», а «наш друг» Рузвельт в тот момент был посредником в урегулировании военного конфликта между русскими и японцами, так что ни Франция, ни Великобритания не смогли заработать себе международный авторитет на этом деле [1059] Rich, Friedrich von Holstein , т. II, 707. .

Празднуя победу над французами, немцы переусердствовали. Рувье, который решил сам стать министром иностранных дел, предложил начать прямые переговоры и пообещал, что Германия получит компенсацию в форме каких-нибудь колоний. Бюлов, подначиваемый из-за кулис Гольштейном, продолжал настаивать на проведении международной конференции, чтобы показать Франции, что в вопросе о Марокко она находится в одиночестве среди стран без поддержки и России, и Великобритании. «Если бы, – сказал позднее кайзер, – мне рассказали об этом, я бы сам занялся этим, и эта дурацкая конференция никогда бы не состоялась» [1060] Nicolson, Portrait of a Diplomatist , 122. . И хотя французы с неохотой согласились на проведение конференции в начале июля, нажим немцев заставил Рувье пойти на попятную; чуть позднее в том же году он сказал доверенному коллеге: «Если в Берлине думают, что могут запугать меня, то ошибаются» [1061] Andrew, Théophile Delcassé , 303. . Общественное мнение во Франции также склонялось к большей жесткости в отношениях с Германией и высокой оценке «сердечного согласия». Будущий посол Франции в России в 1914 г. Морис Палеолог, работавший тогда в министерстве иностранных дел, писал в конце июля: «Все вошло в свое русло: больше нет страха, трусости, склонения перед волей немцев; идея войны – принята» [1062] Weber, The Nationalist Revival in France , 32. .

Новое настроение во Франции убедило англичан и Лансдауна дать понять послу Франции в Лондоне Полу Камбону, что англичане поддержат французов в вопросе о Марокко «средствами, какие Франция сочтет наилучшими» [1063] Williamson, Politics of Grand Strategy , 40–41. . Пока Франция и Германия ссорились на протяжении оставшегося лета из-за повестки дня конференции, англичане начали демонстрировать миру свою дружбу с Францией. Корабли британского военно-морского флота зашли во французский порт Брест, расположенный на побережье Атлантики, во время недельного празднования Дня взятия Бастилии в июле. Месяцем позже французские корабли были радушно встречены в Портсмуте, а в Вестминстер-холле британского парламента был устроен пышный банкет [1064] Там же, 42. . Возможно также, что тем летом английские и французские военные моряки начали тайные переговоры о стратегическом сотрудничестве [1065] Marder, From the Dreadnought to Scapa Flow , 117. .