Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

В Думе раскол между консерваторами и радикалами углубился, что привело лишь к бесконечным дебатам и взаимным обвинениям, в то время как демократические партии центра все больше вытеснялись экстремистскими правыми и левыми. Государственный совет, который должен был функционировать как верхняя палата парламента, контролировался старыми реакционерами, видевшими свою роль в создании препятствий любым либеральным мерам, которые предлагала Дума [1464] Figes, A People's Tragedy , 216. . Правые говорили о государственном перевороте с целью восстановления неограниченной монархии, в то время как для большинства левых революция казалась единственным способом осуществить перемены. В городах рабочие попадали под влияние крайне левых, включая большевиков. За последние два года перед войной резко возросло число забастовок, которые сопровождались насилием. В сельской местности настроения среди крестьян делались все более зловещими. В 1905 и 1906 гг. во многих регионах России они пытались захватывать усадьбы помещиков. Тогда им это не удалось, но они ни о чем не забыли. Российские национальные меньшинства, будь то Прибалтика, Украина или Кавказ, пришли в движение и самоорганизовывались отчасти в ответ на государственную политику русификации, которая приводила к таким абсурдным ситуациям, когда, например, польские студенты были вынуждены читать свою собственную литературу в русском переводе, и заставляла людей испытывать все большее возмущение.

Реакцией властей на волнения в России было обвинение агитаторов – революционеров или масонов и евреев, между которыми не видели большой разницы. В 1913 г. реакционные министры внутренних дел и юстиции получили одобрение царя, когда в угоду русскому антисемитизму позволили провести суд над киевским евреем Менделем Бейлисом, который якобы осуществил ритуальное убийство христианского мальчика. Доказательства были не только шаткими, но и, как стало очевидно, сфабрикованными. Даже царь и его министры ко времени суда уже знали, что Бейлис невиновен, но решили не останавливаться на том основании, что евреи, как было известно, проводили ритуальные убийства, пусть не в этом случае. Суд вызвал возмущение в либеральных кругах России и за границей, и неуклюжие усилия правительства обеспечить признание Бейлиса виновным – включая арест свидетелей защиты – подорвали доверие к нему еще больше. Бейлис был оправдан и эмигрировал в Соединенные Штаты, откуда и увидел крах старого режима в 1917 г., находясь в безопасности [1465] Там же, 241–5. .

К 1914 г. русские и иностранцы описывали Россию как страну, находящуюся на вершине огнедышащего вулкана, который извергся после войны с Японией в 1905–1906 гг., а теперь подспудно снова собирался с силами. «Неумелая рука, – сказал граф Отто фон Чернин – дипломат австро-венгерского посольства в Санкт-Петербурге, – может раздуть пламя и начать большой пожар, если националисты – горячие головы вместе с крайне правыми заключат союз с угнетенными нациями и пролетариатом» [1466] Rogger, «Russia in 1914», 95–6. . Русская интеллигенция жаловалась на чувство беспомощности и отчаяния при виде того, как рушится старое общество, в то время как новое было еще не готово родиться [1467] Там же, 101–2. . В войне все чаще видели выход из российской дилеммы, способ сплотить русское общество. Русская аристократия и средние классы сходились друг с другом и правительством только в одном: славном прошлом России и необходимости заново утвердиться в роли великой державы. Поражение, нанесенное Японией, было страшным унижением, и явная слабость России в боснийском кризисе 1908 г., а совсем недавно и в Балканских войнах сплотила либеральную оппозицию с самыми ярыми реакционерами в стремлении способствовать перестройке военной и агрессивной внешней политики [1468] Geyer, Russian Imperialism , 249–54. . В прессе и Думе много говорилось об исторической миссии России на Балканах и ее правах на черноморские проливы, даже если это означало войну с Германией и Австро-Венгрией или, как выражались самые горячие националисты, неизбежную борьбу славянской и тевтонской рас [1469] Там же, 274–5. . И хотя депутаты Думы большую часть времени занимались тем, что критиковали правительство, Дума всегда поддерживала военные расходы. «Следует извлекать выгоду из всеобщего воодушевления, – сказал спикер Думы царю весной 1913 г. – Проливы должны принадлежать нам. Война будет принята с радостью, и она послужит лишь повышению авторитета императорской власти» [1470] Lieven, Nicholas II , 168. .

Австро-Венгрия – соперник России на Балканах – была в лучшей форме. Ее экономика, по которой сильный удар нанесли неопределенность ситуации и расходы на Балканские войны, в начале 1914 г. начала восстанавливаться, но нарастающая индустриализация привела с собой более многочисленный и более воинственно настроенный рабочий класс. В венгерской половине Дуалистической монархии требования социал-демократов всеобщего избирательного права встретили сопротивление у венгерской аристократии, которая была не готова делиться властью. Весной 1912 г. массовые рабочие демонстрации в Будапеште привели к ожесточенным столкновениям с правительственными силами. В обеих половинах Дуалистической монархии тлели национальные проблемы, как лесной пожар, прорываясь наружу там и сям открытым пламенем. В австрийской части империи русины, которые говорили на языке близком к украинскому и принадлежали к своей собственной церкви, требовали больших политических и языковых прав от своих польских владык, в то время как чехи и немцы схватились в кажущейся нескончаемой битве за власть. Парламент в Вене стал таким непослушным, что австрийское правительство приостановило его деятельность весной 1914 г.; он собрался вновь лишь в 1916 г. В Венгрии Румынская национальная партия требовала уступок, включая большую автономию для преимущественно румынских регионов, с которыми парламент, где главенствовали венгерские националисты, был не согласен. Под влиянием Тисы венгры были, по крайней мере, согласны оставаться под крылом Дуалистической монархии, но все должно было стать иначе, когда Франц-Фердинанд, известный своей антивенгерской позицией, стал бы преемником своего дяди. Весной 1914 г., когда старый император тяжело заболел, будущее монархии выглядело мрачно. Она, по словам посла Германии Генриха фон Чиршки, склонного к пессимизму, «расползалась по швам» [1471] Bridge, From Sadowa to Sarajevo , 371. . А с учетом роста власти Сербии Австро-Венгрия должна была направлять больше своих военных ресурсов на юг, что тревожило в Германии разработчиков военных планов, рассчитывавших на свою союзницу в войне против России.