Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Князь Меттерних, тогдашний германский посол, сам был активным сторонником улучшения англо-германских отношений, но и он сказал, что никогда не замечал в британцах такой ненависти к другой нации [410] Monger, The End of Isolation , 104–5. .

В начале 1903 г. Делькассе окончательно решил, что Франция должна попытаться урегулировать свои разногласия с Англией, и проинструктировал в этом смысле Поля Камбона, посла в Лондоне, которому министр вполне доверял. Камбон должен был начать обсуждение этого вопроса с новым английским министром иностранных дел, лордом Лансдауном [411] Andrew, Théo phile Delcassé , 190, 196–7. . На деле Камбон уже предвосхитил распоряжения начальства – в течение двух предыдущих лет он уже сделал англичанам несколько предложений. Например, Франция была готова отказаться от своих привилегий в британской колонии Ньюфаундленд или даже признать британский контроль над Египтом, – но взамен французы хотели получить свободу действий в Марокко или хотя бы разделить эту страну с англичанами. Последние отнеслись к предложениям с интересом, но не спешили связывать себя обязательствами. Они обоснованно подозревали, что Камбон, как часто бывало и раньше, действовал лишь от своего имени.

Невысокий, представительный, безупречно одетый и отличавшийся легкой хромотой Поль Камбон обладал огромным чувством собственной значимости. Он сделал выдающуюся карьеру: сначала он представлял Францию в Тунисе, потом стал послом в Испании, затем – в Турции. Везде он имел репутацию честного и эффективного работника, но также и упрямца, склонного оспаривать распоряжения тех, кого он считал некомпетентными, – а в этот список входило почти все его начальство. Он был убежден в том, что, как он сказал своему сыну, «история [нашей] дипломатии – это лишь длинный список попыток сотрудников на местах чего-нибудь добиться вопреки сопротивлению Парижа» [412] Там же, 181. . Хотя он и соглашался с политикой Делькассе и в полной мере разделял его стремление снова сделать Францию великой державой, но он все равно считал, что дипломаты должны самостоятельно участвовать в определении внешней политики государства. Работа послом в Константинополе пробудила в нем неприязнь к России и глубочайшее недоверие к ее стремлениям в Восточном Средиземноморье, но Камбон был реалистом и видел все преимущества, которые извлекла бы Франция из сближения с русскими. Однако он не считал, что на Россию можно положиться, видя ее «более обременительной, недели полезной». Одним из главных его страхов было то, что Россия и Германия возобновят свою старую дружбу, вновь оставив Францию изолированной [413] Hayne, French Foreign Office , 109. . Еще в начале своей карьеры Камбон пришел к выводу, что Франции следует повнимательнее присмотреться к Британии. И позднее, по мере того как марокканский вопрос обострялся, он все больше тревожился из-за возможного вмешательства англичан, которое могло бы привести к потере этого региона для Франции, если только та не заключит сделку по Египту, пока это еще возможно.

Хотя большую часть своей карьеры – с 1898 по 1920 г. – Камбон провел в Англии, нельзя сказать, что ему так уж нравились сами англичане или их культура. Он отправился в Лондон только из чувства долга. Когда вскоре после прибытия он был приглашен отобедать с королевой Викторией в Виндзорском замке, то сама старая королева ему понравилась, а вот пищу он нашел отвратительной: «У себя дома я бы такого не потерпел» [414] Eubank, Paul Cambon , 65. . Ничто не могло изменить его отношения к английской кухне. Он также противился идее открывать во Франции английские школы и считал выросших в Англии французов умственно неполноценными [415] Hayne, French Foreign Office , 103. . В 1904 г. Оксфордский университет отмечал установление дружеских отношений между Британией и Францией, присвоив Камбону почетную степень. Посол вскоре написал своему брату Жюлю письмо, в котором высмеял и обругал связанные с этим нескончаемые церемонии, а заодно и жару: «Декламация латинских и греческих стихов с английским акцентом порой просто пугала меня». О финальной речи, в которой прославлялся сам университет, он написал так: «Тут уж я даже и не пытался слушать, до того я был тогда измотан» [416] Eubank, Paul Cambon , 95. . Хотя он и прожил в Лондоне более двух десятилетий, но так и не научился сносно говорить по-английски. Во время встреч с лордом Греем, который стал министром иностранных дел в 1905 г., Камбон медленно и отчетливо говорил по-французски, тогда как сам Грей делал то же самое по-английски [417] Там же, 209. . И все же Камбон научился испытывать к англичанам невольное уважение. Пусть церемония похорон королевы Виктории и была хаотичной, но, писал он, «преимущество англичан состоит в том, что им решительно все равно, выглядят ли они глупо» [418] Там же, 65, 68; Hayne, French Foreign Office , 103. .

Задача Камбона в Лондоне усложнялась тем, что у британцев еще не было единого мнения по поводу возможного соглашения с Францией. В Марокко они тоже вели свою игру, что не укрылось и от французов. Хотя четкой «марокканской» политики у англичан не было, но в правительстве имелись лица (например, Чемберлен), всерьез рассматривавшие идею превращения этой страны в протекторат или даже раздела ее с Германией, – хотя ухудшение отношений с ней в итоге разрушило эту перспективу [419] Andrew, Théophile Delcassé , 186–7. . В адмиралтействе поговаривали об устройстве военно-морских баз на атлантическом и средиземноморском побережьях Марокко. По меньшей мере британцы готовились помешать другим нациям обзавестись такими базами.

Хотя в наши дни международное сообщество рассматривает неблагополучные и распадающиеся государства как проблему, в эпоху классического империализма державы видели в таких странах новые возможности. Китай, Персия, Османская империя – все они были слабы, охвачены внутренней рознью и, по всей видимости, готовы к разделу. Такой же страной было и Марокко, где к 1900 г. начала распространяться анархия. В 1894 г. скончался энергичный и способный султан Хассан I, после чего власть перешла в руки подростка – Абд аль-Азиза. Британский дипломат Артур Николсон описывал его так: «Он довольно симпатичен, но полноват, хотя у него приятные черты лица и ясный взгляд. Он не выглядел больным – скорее просто переедал» [420] Nicolson, Portrait of a Diplomatist , 86. . Абд аль-Азиз оказался не в состоянии привести своих подданных к повиновению. Коррупция среди его чиновников только росла, влиятельные региональные лидеры заявляли о своей независимости, пираты нападали у берегов страны на торговые суда, а сухопутные бандиты грабили караваны и похищали богачей ради выкупа. В конце 1902 г. в стране началось восстание, угрожавшее и вовсе опрокинуть хрупкий местный режим.