Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Изменение обстановки на Балканах только добавило Вене тревог. Когда Османская империя начала неохотно отступать из Европы, возникшие в регионе новые государства: Греция, Сербия, Черногория, Болгария и Румыния – казалось, готовы были войти в орбиту России. Эти страны имели по преимуществу славянское население (хотя румыны и греки настаивали на своей самобытности), которое, как и русские, исповедовало православие. Будущее территорий, все еще остававшихся в Европе под властью турок, тоже было неясным – Албания, Македония и Фракия могли, в свой черед, стать объектами интриг и соперничества – возможно, даже стать причиной войн. В 1877 г. Дьюла Андраши, тогдашний министр иностранных дел Дуалистической монархии, отметил, что Австрия и Россия «находятся в непосредственном соседстве и им придется как-то взаимодействовать – либо мирно, либо путем вой ны. При этом он считал, что война между двумя империями… может закончиться лишь уничтожением или распадом одного из противников» [608] Wank, «Foreign Policy and the Nationality Problem in Austria-Hungary», 45. .

К концу XIX в. в России тоже увидели опасность, проистекающую из разрушения Османской империи. После отказа Германии продлевать «перестраховочный договор» полагаться на дружбу с ней было тоже уже невозможно. В условиях, когда внимание России все больше обращалось к Дальнему Востоку, ее руководство было склонно добиваться разрядки в отношениях с Австро-Венгрией по поводу Балкан. В апреле 1897 г. Франц-Иосиф и министр иностранных дел Голуховский были тепло встречены в Санкт-Петербурге. Военные оркестры играли австрийский гимн, а черно-желтый флаг Австрии и красно-бело-зеленый флаг Венгрии развевались на апрельском ветерке рядом с российским. Царь с гостями в открытых экипажах проехал по Невскому проспекту, и вечером на официальном банкете оба императора обменялись тостами и теплыми пожеланиям, подчеркнув обоюдное стремление к миру. В ходе последующих обсуждений обе стороны согласились проводить совместную политику, направленную на сохранение целостности Османской империи. Вдобавок молодым государствам Балкан нужно было дать понять, что они более не смогут лавировать, используя одну империю против другой. Поскольку турки все равно могли утратить контроль над оставшейся частью региона, Россия и Австро-Венгрия планировали мирно поделить остатки между собой, выступая единым фронтом против возможного вмешательства других держав. России было обещано, что при любом ходе событий проливы будут закрыты для иностранных военных кораблей. Австро-Венгрия, со своей стороны, посчитала, что Россия согласилась с возможной будущей аннексией Боснии и Герцеговины, которые были заняты австрийскими войсками еще в 1878 г. Во всяком случае, австрийцы сумели убедить себя в том, что русские не будут против – однако несколько позже те направили в Вену ноту, которая гласила, что такая аннексия «затронет более широкий круг вопросов, которые потребуют отдельного изучения в подходящее время и в подходящем месте» [609] Bridge, From Sadowa to Sarajevo , 232–4; Jelavich, Russia's Balkan Entanglements , 212–13. . И действительно, в 1908 г. этот вопрос был снова поднят и принес поистине немало вреда.

Однако в течение последующих нескольких лет отношения Австро-Венгрии и России оставались довольно неплохими. Осенью 1903 г. Николай II приехал к Францу-Иосифу в один из его охотничьих домиков, и два императора обсудили ухудшающуюся обстановку в Македонии, где среди христианского населения вспыхнуло открытое восстание против турецкого правительства – причем ситуация осложнялась еще и тем, что восставшие сражались и друг с другом по причине уже своих внутренних разногласий. Франц-Иосиф и Николай договорились сформулировать общую позицию по отношению к реформам, которые надлежало провести правительству Османской империи. Год спустя обе империи заключили соглашение о нейтралитете, и пошли даже слухи о том, что Союз трех императоров может быть восстановлен. Впрочем, в итоге все это осталось лишь пустыми разговорами.

Несмотря на все указанные договоренности, в австро-русских отношениях далеко не все было гладко. Ни одна из сторон не доверяла другой до конца, особенно в балканском вопросе. На случай распада Османской империи – а такой исход казался все более вероятным – каждая из держав хотела иметь гарантии того, что ее интересы не пострадают. Например, Австро-Венгрия желала создания сильного Албанского государства, которое закрыло бы южным славянам доступ в Адриатическое море – в этой связи австрийцы считали особенно удачным то, что сами албанцы славянами не являлись. Россия, естественно, ничего подобного не одобрила бы. Обе империи – когда исподволь, а когда и открыто – боролись за рычаги влияния в Сербии, Черногории и Болгарии. Даже в македонском вопросе стороны разошлись из-за деталей будущих реформ. После поражения в войне с Японией Россия вновь обратила свое внимание на запад, и вероятность конфликта на Балканах значительно возросла. Более того, в 1907 г. она разрешила все спорные вопросы с Великобританией, а потому перестала так уж нуждаться в поддержке Австро-Венгрии на Средиземном море и в отношениях с Османской империей. Наконец, в 1906 г. произошли существенные изменения в составе политического руководства Дунайской монархии: начальником Генштаба стал Конрад, а на посту министра иностранных дел осторожного Голуховского сменил Эренталь, стремившийся проводить более активную внешнюю политику.

Обстоятельства сложились так, что накануне череды политических кризисов в Европе две великие консервативные державы начали все больше отдаляться друг от друга. И особенно это было заметно на опасных своей нестабильностью Балканах.

Граф Гарри Кесслер был сыном знаменитой британской красавицы ирландского происхождения и богатого германского банкира, который получил наследственный титул из рук Вильгельма II. В начале 1930-х гг. прошедший Великую войну граф писал о Европе времен своей юности: «Старая феодальная и все еще по преимуществу аграрная Европа была величественна и космополитична. То был мир прекрасных дам, доблестных государей и династических комбинаций. Но эта Европа образца восемнадцатого века, Европа Священного союза – старела и слабела, умирала. И одновременно с этим вокруг нарождалось нечто новое, молодое и полное энергии. Мы все ощущали некий бодрящий холодок, как будто внутри каждого из нас начиналась весна, – но у одних это вызывало глухую боль, а у других – сильнейшую радость» [610] Kessler, Journey to the Abyss , XXI. .

Социальное положение Кесслера было уникальным и наилучшим образом подходило для того, чтобы сохранить для потомков надежды и страхи – сам образ мыслей европейцев в годы, предшествовавшие 1914 г. Он родился в 1868 г., достиг зрелости к концу столетия и все еще был полон сил к моменту начала мировой войны. Умер Кесслер в 1937 г., когда на Европу надвигалась следующая великая война. Он учился в английской частной школе, а потом в немецкой гимназии – при этом родня его жила в обеих странах, а также во Франции. Кесслер был германским вельможей и снобом, но приложил немало усилий, чтобы стать выдающимся интеллектуалом и деятелем искусства. Кроме того, он имел гомосексуальные наклонности, но не обделял вниманием и прекрасных женщин – в общем, легко пересекал социальные, политические, сексуальные и национальные границы своего времени. Страницы дневника, который он вел всю жизнь, пестрят упоминаниями о встречах с такими людьми, как Огюст Роден, Пьер Боннар, Гуго Гофмансталь, Вацлав Нижинский, Сергей Дягилев, Айседора Дункан, Джордж Бернард Шоу, Фридрих Ницше, Райнер Мария Рильке или Густав Малер. А время, не занятое посещением театра, балета или художественных студий, он проводил на придворных балах в Берлине или в джентльменских клубах Лондона. Он помогал набросать сюжет и написать либретто оперы Штрауса «Кавалер Розы» – но с тем же успехом он мог обсуждать германо-британские отношения с Теобальдом Бетман-Гольвегом, германским канцлером, который сменил на этом посту Бюлова.