Анатолий Елкин - Атомные уходят по тревоге

— Тоже мне знаток нашелся! Насколько я знаю, ты, например, еще с восьмого класса дружишь с Валей. И больше ни с одной девчонкой не встречался.

— А зачем ему встречаться? У него все как дважды два — четыре. Вот закончит она пятый курс, они и поженятся. Правда, Виталий? А за то, что я прав, говорит весь опыт мировой истории.

— Ты похож сейчас на английского лорда, который сидит на мешке с шерстью.

— Какой шерстью?

— Картинка есть такая. В учебнике истории. Только ты еще больше напыжился.

Геннадий расхохотался и повернулся к Виталию:

— Ну, а ты, боцман, к какому берегу решил прибиться?

Виталий Гаврилин, белобрысый крепыш, прозванный боцманом за хрипловатый бас и показно-валкую, мучительно натренированную «морскую» походку, пребывал в состоянии глубокой прострации. Каждый месяц он влюблялся, и каждый раз «серьезно». Успехи его на сердечном поприще были бы феноменальными, если бы их финалом каждый раз не был «трагический конец». Виталькина доброта удивительно сочеталась с патологической боязнью «бросить якорь не в той гавани». А ему почему-то везло на девиц, начинающих со второй встречи серьезно обсуждать проблемы их общего семейного быта. Виталька пасовал и смывался.

— Тебе, Борька, легко. У тебя все решено, все ясно. А у меня…

— Влюбился снова, что ли?

— Точно. Потрясающая девчина!

— Из университета?

— Нет, с Валей мы поссорились. Дина. Из медицинского.

— Так за чем же дело стало? Смотри, поедешь на службу холостяком…

— Все может быть… Все может быть… — Виталий рассеянно мял над пепельницей папиросу. — Понимаешь, Борька, как-то неуютно себя чувствуешь, когда тебя берут на абордаж… Боюсь я русалок с томными глазами. Потонешь. Мне бы чего-нибудь попроще.

— Что, опять тебя приглашали в загс?

— Не совсем. Но что-то около этого…

— Виталька, ты плохо кончишь. Когда-нибудь твои Вали и Дины объединятся, и ты будешь иметь бледный вид.

— Я же им ничего плохого не делаю.

— Молчи, несчастный! Ты виноват уже тем, что существуешь.

Борис подошел к этажерке, взял книгу.

— Был вчера на Литейном. Купил по случаю у букиниста. Послушай! Заголовок — как симфония: «Ея Императорского Величества самодержицы всероссийской великой государыни императрицы Екатерины Алексеевны Регламент о управлении адмиралтейств и флотов».

Борис раскрыл книгу перед Виталием:

— Читай, несчастный: «Дан в Царском Селе августа 24 дня 1765 благополучного государствования Ея Императорского Величества четвертого года».

Виталий повертел в руках потертый рассыпающийся томик.

— На что тебе эта рухлядь?

— Рухлядь? Вы ленивы и нелюбопытны, сэр! А между тем Ея Императорское Величество изволила и о тебе высказаться.

— Трепись, трепись…

— А я серьезно. Тебе сколько лет?

— Двадцать два.

— Тогда точно про тебя. И про твоих Дин и Валь. Слушай и трепещи. — Борис раскрыл «Регламент»: «Пункт четвертый. О запрещении гардемаринам без указу жениться. — Запрещается гардемаринам без указу жениться, под штрафом три года быть в каторжной работе, а в Коллегии Адмиралтейской не позволять жениться ранее двадцати пяти лет, и чтоб о том было подлинное свидетельство, дабы в летах подставы и фальши не было…» Уразумел?! Мудрая была Екатерина Алексеевна. Понимала: женится такой боцман, как ты, а потом хлопот не оберешься.

— Да, строгая, судя по всему, была женщина. С таким «Регламентом» недолго и холостяком остаться.

— Ты уж останешься! Жди!

— А может быть, я «не создан для блаженства»?

— Какое уж там «блаженство». Тебе с твоим любвеобильным сердцем сидеть и сидеть на гауптвахте.

— Думаешь, жаловаться будут?

— Видишь, даже сейчас ты говоришь во множественном числе — «будут». Ты что же, на флоте гарем собираешься открыть?

Виталий тяжело вздохнул.

Борис усмехнулся.

— Ничего, Виталька, найдешь свою Полярную звезду. А на русалках жениться действительно боязно…

— Ладно, черт с ними, с девчатами. Главное — мы идем на море, Борька.

так, кажется, у Стивенсона? А голос у меня того… после вчерашнего… охрип.

— Еще бы! Вы с Виталькой заменяли целый ансамбль донских казаков.

— Каждый трудящийся имеет право на отдых. Тем более — на выпускном вечере, когда будущие адмиралы…

— Ишь куда хватил. В адмиралы ему захотелось…

— А что в этом особенного? Плох матрос, который не мечтает быть адмиралом. А то, что мы пока, — он подчеркнул это слово, — пока лейтенанты, еще ни о чем не говорит. Надо, Борька, знать историю. Линейным кораблем «Азов», например, командовал Лазарев. А боевое крещение на нем тогда же получили гардемарин Истомин, мичман Корнилов и лейтенант Нахимов. На бриге «Меркурий» дрался, да будет тебе известно, не адмирал Казарский, а капитан-лейтенант Казарский.

— Я как-то с этой точки зрения историю не учил. С точки зрения чинов и званий.

— А зря. Все это весьма поучительно и благотворно, прямо скажем, влияет на настроение. Начинаешь понимать, что не все так плохо, как кажется…

— Ребята, хватит трепаться, — взмолился Виталий. — Сходим в центр, что ли? Или на набережную. Надоело в четырех стенах сидеть.

— Пошли, — мгновенно согласился Генка.

— Вы идите, мне еще дома кое-что нужно сделать.

— Не темни, Борька. Скажи прямо: с Нелей встречаешься?

— Нет, братва… Действительно есть дела.

— Ну, как знаешь! Привет, адмирал! Пошли, Геннадий… Завтра увидимся.

Дел у него, собственно, не было никаких. Но бывает такая потребность побыть одному, собраться с мыслями.

Что-то случилось в его отношениях с Нелей. Отношениях, казавшихся ясными и безоблачными и вдруг превратившихся для него в нервотрепку, сомнения, головную боль. «Не хватает только коварного соперника, — с тоской подумал Борис, — а так, чем не мелодрама!»

Во всем этом нужно разобраться. Но когда? Ему осталось ходить по ленинградской земле четыре, от силы пять дней. Попробуй выяснить что-нибудь за этот срок, если за четыре года не выяснил.

Борис тяжело вздохнул, помрачнел.

Идти никуда не хотелось, и, бесцельно побродив по комнате, он снял со шкафа чемодан, набитый старыми тетрадями и блокнотами.

Сколько лет он не прикасался к ним. И улыбнулся, читая строчки, которые дохнули вдруг далеким-далеким, уже настолько подернутым дымкой времени, что подробности сейчас были как странички не его, Бориса, а чьей-то чужой жизни.

«Дневник ученика 6 «В» класса 179 школы г. Ленинграда Смольнинского района Корчилова Бориса».

Интересно, чем он тогда, занимался? Зоология — «Кровь и кровообращение». Русский язык — Упражнение 15. Немецкий — § 12. Самостоятельно читать и переводить. Рядом с графой «Немецкий» стояла пятерка и роспись учителя. История — «Византия в VIII—XI веках». Он перевернул несколько страниц. «Первое восстание в Сицилии».