Анатолий Елкин - Атомные уходят по тревоге

— Право руля.

Лодка развернулась. Но и это не помогло: теперь потащило влево корму.

Михайловский лихорадочно искал глазами расщелину в ледяном поле. У него уже мелькнула мысль: закрепить, как на якорях, нос корабля в выемке, стабилизировать положение корабля. Но выемки не было. Словно срезанный огромным ножом край льда отливал зеленым разломом, кое-где припорошенным снегом.

Первое впечатление оказалось обманчивым: горизонт снова затянуло. Золотой луч сверкнул последний раз и погас, и, как это часто бывает в этих широтах, мощный снежный заряд ударил по торосам.

Пурга лютела с каждой минутой, льды угрожающе потрескивали, и уже стала неразличимой в снежном вихре зеленая кромка «окна». Все вокруг приобрело безлико-серый цвет.

Треск усилился. С грохотом откололась и пошла к кораблю глыба ледяного поля, таща перед собой сотни больших и малых осколков ледяного крошева.

Слева в вихре нарастал гул: видимо, началось торошение.

С этим не шутят. Нужно уходить, иначе можно погубить и лодку и людей.

В последний раз он взглянул на жестокую, но в чем-то могуче прекрасную схватку разгневанного неба с полярным океаном, улыбнулся помощнику:

— А все-таки и в таких условиях мы всплыли…

— Слышим «шумилку», — доложили акустики. — Это станция «Северный полюс», товарищ командир.

— Ну что же, отлично… Боевая тревога! Приготовиться к всплытию.

Колокола громкого боя встряхнули и без того напрягшихся людей.

Михайловский хотел подать уже следующую команду, когда увидел вдруг совсем рядом побледневшее лицо невесть как возникшего в центральном посту доктора.

— Что такое? — Сердце Михайловского сжалось от дурного предчувствия. — Что случилось?

— Беда, товарищ командир! У Василькова приступ аппендицита.

— Операция необходима?

— Безусловно. Иначе я ни за что не поручусь.

— Погружение. Рулевым быть особо внимательными, точно держать глубину. — И повернулся к доктору: — Вам нужны помощники?

— Ванин, Сергеев, Поляков.

— Ванина, Сергеева, Полякова в кают-компанию! — Динамик на этот раз умолк уже надолго…

Около двух часов, ориентируясь по «шумилке», ходила субмарина на глубине в районе станции.

Когда Михайловскому доложили, что операция проведена успешно, он зашел в каюту доктора, куда уже был перенесен больной.

Васильков лежал на подушках. Осунувшийся, с глубоко запавшими глазами. Увидев командира, нахмурился.

— Виноват я, товарищ командир.

— Чудак вы, — Михайловский присел на край койки. — Ерунду вы говорите. Во-первых, при чем здесь вы? Такое может случиться с каждым. А во-вторых, ничего вы не сорвали. Так что все в порядке, дорогой… Поправляйтесь, не нервничайте…

Гриша Соколов, по его собственному признанию, был иногда «скептиком». Доподлинно неизвестно где, кто и когда заронил в его душу колючие семена вечного недовольства всем на свете, только разрослись они столь буйным чертополохом, что порой Гриша сам себе был в тягость от дремуче-бессвязных мыслей, осенявших время от времени его далеко не светлую голову, и от сознания своей избранной исключительности.

На свежего человека он мог произвести впечатление: изысканно-интеллигентная манера разговора с мягким грассированием, тонкое лицо, всегда бледные холодные руки. Витиеватый смысл его размышлений доходил до слушателя не сразу, и нужно было немалое время, чтобы понять, сколько в сих размышлениях просто желания покрасоваться.

Для своих на станции Гриша давно не был загадкой, и даже не обижался на прочно приставшую к нему довольно невежливую кличку «трепач». Впрочем, словесные упражнения его носили вполне безобидный характер, и кое-кто из полярников в долгие вечера, когда стены домиков дрожали от ударов ледяного ветра, сам иногда делал первый ход в игре:

— Так, значит, Гриша, с космосом, ты говоришь, все это преждевременно.

— Безусловно, — поднимал перчатку Соколов. — На земле еще столько дел, а мы гоняемся за жар-птицей. Я, собственно, был бы не против этого, если бы космическая программа не стоила бешеных денег.

— А ты откуда родом?

— При чем здесь это?

— Все-таки.

— Из Сибири. Недалеко от Братска.

— Телевидение там есть?

Гриша еще не видел расставленной ему ловушки.

— Только начинается. С помощью спутников связи.

— Так. Один ноль в мою пользу. Борька, — Викулов тащил с койки радиста. — Борька, засеки!..

— Отстаньте, балабоны!.. — Борьке не хотелось отрываться от книжки.

— Кстати, что это мы читаем? Опять «Трех мушкетеров»? Прелестно. Скоро ты их выучишь наизусть, бросишь Арктику и подашься на эстраду читать отрывки.

— Может быть, и подамся… Отстань.

— Есть, отстать. Когда люди занимаются самообразованием, мешать им не Следует… Итак, сэр, о чем мы спорили? О спутниках?.. Так вот, они, к вашему сведению, ведут за собой такую цепную реакцию открытий и исследований в кибернетике, механике, ракетном деле, физике, электронике, химии, что «плоды» сии уже зримо видны во всех буквально областях промышленности и хозяйства.

— Не видел.

— Значит, плохо смотрел.

— Возможно.

— Это точно…

— Слушай, отстань ты со своими спутниками. Вот я читаю книгу Стила «Морской дракон».

— Ну и что?

— У американцев атомные лодки ходят в Арктику, всплывают во льдах.

— И у нас, вероятно, ходят и всплывают.

— Вероятно. Ты сам своими глазами видел когда-нибудь нашу атомную?

— Нет, не видел.

— И я не видел.

— В газетах писали об одном походе…

— Мало ли о чем в газетах пишут. А потом неизвестно — что это за лодка. Может быть, обычная, дизельная.

— Может быть, конечно… Но, не думаю…

— Ага, доказать не можешь. Один ноль в мою пользу, сэр!.. Борька, засеки, как выражается этот почтенный джентльмен.

— Я говорю, отстаньте… А то…

— Что «то»?

— Слезу с койки и намылю вам шею.

— Попробуй.

— Дождешься ты, Гришка… Ну пошел бы потрепался с кем-нибудь… В кают-компанию, что ли. Ну что тебе стоит, Гришенька?! Ну пожалуйста!

— Презренный книжный червь…

Соколов не успел развить свою ядовито-убийственную мысль.

Дверь в тамбуре резко хлопнула. На пороге без шапки стоял запыхавшийся, красный от мороза гидролог Попов.

— Ребята, скорей!.. Такого в другой раз не увидишь!

— Что случилось? Льдина раскололась? Так мы все это, милый, уже не раз видели.

— Потом жалеть будете! Ну — ваше дело. А я — бегу.

Он исчез, даже не притворив дверь.

— Пойдем посмотрим, что ли, — протянул Гришка. — Все равно скоро на вахту заступать. Разомнемся немного.

— Айда, — поддержал Борис — Посмотрим, что там за невидаль такая.

Только они открыли дверь тамбура, как жгучий ветер с мельчайшими крупинками промерзшего снега ударил в их лица. И прежде чем они огляделись, нахлобучивая капюшоны канадок на самые глаза и надевая сразу застывшими пальцами темные очки, прошла минута-другая.