Сергей Бабурин - Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ
- Название:Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Книжный мир
- Год:2014
- Город:Москва
- ISBN:978-5-8041-0714-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Бабурин - Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ краткое содержание
Когда речь идет о событиях, затрагивающих судьбы миллионов людей, то к человеческой забывчивости добавляется жгучее желание что-то задним числом поправить, изменить, приукрасить. «Никто так не врет, как очевидец», — сказал когда-то Наполеон и был прав. А при смене цивилизаций или политического строя монополию на написание истории всегда имеют победители, стремящиеся прикрыть свой, часто грязный и кровавый, путь искажением, а то и фальсификацией прошлого.
Именно стремление сохранить для потомков многие реальные факты, важные поступки уже ушедших соратников и лежит в основе моего решения всё же составить субъективные очерки недавнего прошлого. Именно очерки, а не обстоятельные мемуары. Научные оценки недавних событий я уже неоднократно изложил в правовых и политических исследованиях, но, как показала жизнь, мой долг перед уже ушедшими, перед теми, кто поверил мне в 1988–1989 гг. и поддерживал меня в последующие десятилетия, — оставить для потомков и субъективное. Ту Правду, без которой останется не до конца понятой сама наша борьба за Родину, за Россию на рубеже XX–XXI веков.
Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Но я упорствовал:
— Спасибо, нет. Хочу поступать только на юридический факультет. Значит, не судьба мне быть в Новосибирске. Да и до Омска из дома немножко ближе, чем до Новосибирска. Всего 300 км.
Еще в седьмом-восьмом классах я стал подходить к школьным учителям с вопросом:
— А почему не говорят правду о Бухарине, Рыкове, многих других деятелях революции, гражданской войны?
Поступив в 1976 году на юридический факультет Омского университета, впервые поселившись в огромном городе, городе-миллионере (в Таре на протяжении двух последних столетий численность жителей колеблется в пределах 20–25 тысяч), на первом курсе университета я направил письмо Леониду Ильичу Брежневу.
Это был момент, когда публично, широко обсуждался проект новой советской конституции. Конституция была утверждена. В том же 1977 году Председателем Президиума Верховного Совета СССР официально стал Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. До него этот пост занимал Н.В. Подгорный. С 1965 года в СССР привыкли к «триумвирату»: Л.И. Брежнев, Н.В. Подгорный, А.Н. Косыгин. И воспринимали триумвират уважительно.
Сразу после принятия новой Конституции СССР и избрания Л.И. Брежнева председателем Президиума Верховного Совета СССР, я направил новому главе Советского Союза письмо. Хоть я и был первокурсником, но уже считал себя юристом достаточно грамотным, поэтому написал не Генеральному секретарю ЦК КПСС, а именно Председателю Президиума Верховного Совета СССР. И поставил в этом письме вопрос о том, что пора сказать правду о сталинских временах. Что, может быть, пора реабилитировать Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Сокольникова и многих других. Либо просто сказать, что же они совершили такого, что их нужно считать врагами. Ну нельзя вымарывать из истории людей, даже если они стали преступниками. Надо просто сказать, в чем они преступники.
Ответ пришел уже осенью того же 1977 года в виде черной «Волги», которая свернула к нашему дому на окраине города Омска в один из осенних дней. Меня в это время дома не было (я же учусь, я же студент). Этот дом, между прочим, мы строили вместе с отцом (он, как и мой дед, был с большими плотницкими способностями, и меня приучал к этому делу). Мама, открыв ворота, увидела выходящую из машины женщину, которая спросила, здесь ли живет Бабурин. Получив утвердительный ответ и увидев выходящего вслед за мамой отца, она спросила:
— Вы Бабурин? Я прошу Вас проехать вместе со мной.
В нашей семье память о 30-х годах и черных машинах, которые увозили кого-то, была на генетическом уровне очень активной. И отец был категоричен:
— Ни за что! Я не собираюсь с Вами никуда ехать. Я никуда не планировал ехать.
Услышав, что приглашают ехать в областной Комитет партийного контроля, он тем более замахал руками:
— Я никогда к коммунистической партии не принадлежал. Зачем мне к Вам ехать?
В этот момент мама заметила на том письме, точнее, письменном приглашении, которое держала в руках женщина, инициалы «С.Н.».
— Так это же не Николаю Наумовичу письмо, это Сергею Николаевичу. Это наш старший сын.
Гостья стала расспрашивать, кто же старший сын. Приняла приглашение зайти в дом, посмотрела мою тогдашнюю библиотеку. А я ею весьма гордился, потому что уже в восьмом классе средней школы, когда устроил перепись своих книг… Нет, наверное, в 9-м классе. Словом, когда я устроил перепись своих книг, оказалось, что библиотека у меня состояла из трех тысяч томов. А на первом курсе — в начале второго уже, получается, было явно более пяти тысяч. Причем тогда ведь были проблемы с художественной литературой, за ней гонялись, ее покупали в основном по разнарядкам, по талонам. Поэтому большинство книг, которые были у меня, были общественно-политическими книгами. Ну, начиная с полного собрания сочинений В.И. Ленина, далее Маркса, Брежнева, книг руководителей зарубежных компартий — все, что мне удавалось где-то купить. А я еще сумел к тому времени в складских залежах или в макулатуре найти стенографические отчеты почти всех первых съездов Коммунистической партии. И из 24 съездов, прошедших на тот момент, у меня, наверное, съездов 19 уже было. Поэтому библиотека была специфической. Я не только покупал, но и читал эти книги.
Для меня тогда оставили бумагу с приглашением, чтобы я приехал к ним сам. На другой день приезжаю в областной Комитет партийного контроля, в здание ОК КПСС, на которое смотрел всегда со стороны, уважительно, конечно, но немножко с опаской. По ковровым дорожкам, которые, как я помню, произвели на меня впечатление серьезное, меня провели к кабинету Председателя областного Комитета партийного контроля по фамилии Булавко. Он принял меня практически сразу и, посмотрев, начал свою речь словами:
— Ну что, молодой человек, если бы ты был коммунистом, я бы с тобой говорил по-другому. Но ты комсомолец и мне поручено тебе объяснить. Ты писал письмо в ЦК Брежневу?
Я говорю:
— В ЦК я не писал, а Брежневу писал. В Верховный Совет.
Булавка сказал, что разницы никакой. И начал мне объяснять, что вопросы, которые мною поставлены, на самом деле давно сняты. Партия давно разобралась и с Бухариным, и с Рыковым, и со всеми остальными. И поэтому я должен принять это к сведению. Что был февральско-мартовский Пленум ЦК КПСС в 1937 году, на котором Бухарин и Рыков были осуждены, и с ними все ясно.
Я, не без робости, попытался возразить, что ведь это же был 1937 год. Может быть, что-то там было не так. По крайней мере, материалы этого Пленума надо опубликовать и все-таки правду о них сказать. Если они что-то совершили против партии, то, может быть, не надо их восстанавливать в партии. Но они вряд ли, на мой взгляд, совершили что-то против государства. И поэтому я ставил вопрос о реабилитации их как граждан страны, а не как членов ВКП(б). Ответ, который прозвучал, был очень жесткий, и после того, как он прозвучал, у меня как-то исчезли вопросы к собеседнику. Председатель Омского областного комитета партконтроля жестко сказал:
— Молодой человек, в партии есть вещи, которые надо брать на веру и на них строить свои убеждения.
Ну, я подумал, что это, вообще-то, уже что-то религиозное. Уже тогда был убежден, что в политической сфере убеждения должны формироваться как-то по-другому. Они должны быть основаны на знании реальных фактов, а не на догмах, которые кто-то умозрительно сформировал. Я потерял интерес к дальнейшему разговору. Беседа вскоре завершилась, мы расстались.
Убежден, что о моем письме сообщили в университет. Но, можете себе представить, никто, ни один человек не дал мне даже намеком понять, что о моем вызове в обком что-то известно. Единственно, на ближайшем каком-то собрании я поймал на себе пристальный взгляд секретаря парткома университета профессора Семашко Сергея Николаевича, который весь вечер сверлил… вернее, пристально меня рассматривал. Я чувствовал себя неуютно, как человек, который что-то скрывает. Но и он не подошел и не сказал ни слова. Никто не осудил, не похвалил. Просто все сдержанно отнеслись к этой истории, как будто ее и не было. Но для меня-то эта история была. И мои взгляды, мой интерес к прошлому она скорее укрепила.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: