Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

Убедив себя, что это к лучшему – как минимум легкие отчистятся, я как мог, добавлял шуму к топоту, выбегающих молодых людей в форме, обвешанных разной всячиной от подсумков под магазины с боеприпасами и противогазов, до самих АКМ и забитых разным всяким вещмешков. Надо было умудриться не застрять в проходах, неся еще торчащие в разные стороны лыжи и палки к ним.

Обещанной лыжни не оказалось, и время в пути растянулось более чем вдвое. Но удрученных и понурых не было, тем более, что не хотелось пасовать и отставать от «старлея», выполнявшего, еще старшиной, свой интернациональный долг и потерявшего на этой стезе не только здоровье, но и часть организма – «отстрелянную» почку.

Предполагалось прибыть к финальной точке к отбою, но навалившаяся беспросветная темнота заставила привал плавно перейти в обустройство лагеря, а заодно научила переносить и холод, и усталость, в пусть и небольшой но мороз: -15 градусов по Цельсию. Нарубив лапника и уложив его на место уже прогоревших, специально разожженных для этого кострищ, успевших не только немного растопить верхний слой земли, но и чуть прогреть и высушить его.

Завалившись на наброшенные поверх веток плащ-палатки, как можно ближе друг к другу, и ими же накрывшись, создавали почти герметический конверт. Оставшиеся три курсанта для несения караула – все таки лес, да и потом служба, набросали сверху достаточный для сохранения тепла слой снега. Через пол часа все согрелись и сбившись гуртом, заснули, кроме нас, кто вызвался сам не спать ночью.

Рассредоточившись по периметру и соорудив небольшие «гнезда» – углубление, все трое на фоне вымотанности, начали почти сразу бороться со сном, неугомонным оказался только «Камень». Через каждые пол часа переходя к следующему, он поддерживая чем мог. К сожалению вестового с сообщением отправить возможности у него не было, рация не предполагалась, а мобильных телефонов не было совсем, поэтому он переживал: как отреагирует без предупреждения на задержку командование. На удивление все кончилось спокойно и без эксцессов, не считая зависти сокурсников.

Когда очередь дошла до меня, и он, откликнувшись на запрос пароля, заскочил в мою ячейку, то первый вопрос, который задал звучал совсем неожиданно:

– Ну что снайпер, как считаешь, удачную позицию выбрал для своей воинской специальности?… – Сон как рукой сняло:

– Никакую, товарищ старший лейтенант.

– Что собираешься делать?

– Менять… – А что еще можно было ответить? К тому же, один урок я уже получил и ночь пройдет не зря, а именно этого и добивался взводный, к тому же не давая нам замерзнуть или заснуть.

– Ну-ну, приступай, пол часа у тебя есть, если буду искать больше пяти минут, дам поспать 30… – И определив границы и ориентиры истоптанным курсантами снегом вокруг лагеря, исчез в почти полной темноте, лишь слегка, на близком расстоянии, размешанной отражающейся от снега луной, спрятавшейся за облаками.

Ради такого дела я постарался и через час уже дрых, так и ненайденный, но проявившийся сам…

Возбужденный предвкушением завтрашнего дня организм никак не желал подчиняться режиму, а вот подъем из-за этого переносить никто не станет. Пошел второй час шебуршению в выборе удобной позы на узкой армейской кровати, но все тщетно. Кажется и Виталька тоже не мог уснуть – всему виной суета сегодняшнего дня, прошедшая в переезде из зимнего лагеря Луги в Питерские казармы и все, этому сопутствующее до самого отбоя. В протяжении всего дня суетилась чехарда в составлении списка убывающих завтра в увольнение, который менялся как придется и как получится.

Прибегать к могуществу будущего тестя не хотелось, да и самому было бы неприятным это выделение среди ребят, с которыми прожито уже четверть взрослой жизни и перемолото всякого разного, о чем я и подразумевать, будучи еще школьником, даже не мог. Это были мои соратники, мои братья, единомышленники и уже часть моей жизни, которая казалось, никогда не сможет отделиться или забыться. Души наши так скрепились, а сердца спаялись, что любое, даже небольшое отклонение в настроение любого из нас чувствовалось за версту, а любое желание, бывало, определялось заранее. Были моменты, когда мы молчали целыми днями совершенно не нуждаясь в разговоре, понимая все по взглядам. Правда потом прорывало – мысли все же требовали выплеска и обсуждения, но это особенная необходимость, скорее даже потребность проверить или найти постоянно блуждающую рядом истину.

Вот и сейчас, только почувствовав желание друга, я присел на кровати, ощутив во рту привкус желаемого табака:

– Ннн-да, неплохо бы сейчас парочку затяжек, но

… хочется сделать приятное Ийке, да и бегать тяжелее стал… – Пробурчал я себе под нос, размышляя вслух, и уже обращаясь к ворочающемуся, на стоящей через проход койке, Виталику:

– Ладно Витальсон, давай топай к писарю, пусть раскрывает свой волшебный шкафчик, может чайку сварганит – хоть с «таком» попьем… – Елисеев, уже на ходу, в одних труселях по колейно, обещающе кивал, таща за собой прицепившуюся к тапочку портянку – великое изобретение не известно кого, сохранившее бесчисленное количество здоровых ног от разных болячек и мозолей, правда с одним условием: умением их повязывать. Кусок болтающейся материи зацепился и за вторую ногу, что повлекло сначала грохот падающего тела, а затем гром разразившегося смеха – добрая половина роты словно специально еще бодрствовала, будто выжидая этого момента.

Мой друг был одним из первых по успеваемости, в прекрасной спортивной форме, очень ловким, сноровистым и сообразительным, а если подумать, то и почти без каких либо отрицательных качеств – не то что бы идеал, но все же. Мы не просто были сыновьями офицеров, но военных проходивших вместе службу в одном из отдаленных гарнизонов Союза, а потому знавших об этой службе много такого, что не бывавший в этих военных городках знать, а значит и быть готовым к специфической службе там, не мог. Нас многое связывало еще со школы, мы вместе посещали стрельбище с отцами и без, уничтожая нескончаемые боеприпасы, особенно когда в воинской части перед списанием возникал их переизбыток, вместе ходили в походы, вместе хулиганили, и одинаково за это отвечали.

Внешне, чуть выше среднего роста, с курчавящимися волосами, со всегда вьющейся челкой, тонкими чертами лица, быстро юркающими, очень живыми карими глазами и накрывавшими их густыми, почти сросшимися, бровями. Он не производил своим телосложением впечатления отменного спортсмена, скорее худощавый, с подробно прорисованными необъемными мышцами, натянутыми на тонкую казацкую кость. Сутуловат, походкой подобен обезъяне-переростку, передвигающейся на задних конечностях. С каждым шагом немного пружинисто приседая, не поднимая головы, но уткнувшись взглядом под ноги, он умудрялся замечать больше крутящегося во все стороны.