Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

Усевшись на стул, с неудобной прямой спинкой, он попробовал помассировать движением плеч затекшую за день спину и шею, вдруг их взгляды встретились, и воздух разорвался:

– Представляешь какой-то гений из какого-то немыслимого аппарата расстрелял… ннн… забыла, представляешь до чего додумались! В машине никого, а из нее тра-та-та-та-та, а потом она и вообще загорелась… – инопланетяне прямо какие-то! Милиция шокирована, преступный мир валит все на госструктуры, а последние, как всегда…, молчат. Девочка только с мамой тоже погибли… Что с тобой?!..

… А что было с ним?!!! С ним, как раз таки ничего, а вот два человека – мать и ее дочка ушли из жизни его стараниями!!! Теперь он совершенно ничем не отличается от «Усатого» и других, да не от кого, из тех кровожадных персонажей, проходящих по его жизни бульдозером и которых он отравлял в след предыдущим.

Газеты, телевидение, его нынешний шеф Андрей, «Ося» и даже «Лыс», разрывались на следующий день такими звонкими комплементами, которые неудосужился услышать за всю свою жизнь ни Гитлер, ни Эйзенхауэр, ни Черчилль, ни Троцкий, вообще никто в пике своего влияния на массы…

…Даже Весна говорила о случившемся с некоторым восторгом. Разумеется Алексей понимал, что вряд ли кто-то еще будет так вкладываться для того, что бы уничтожить человека, что это действительно необычный способ…, иии даже, можно сказать, что талантливо воплощенный в жизнь… илиии… – в смерть, вот именно в смерть! Даже «Санчес», как бы увлечен он не был удачей своего детища, увидев повтор происшедшего, побледнел иии… Этот человек, тоже не мало видевший в своей прежней карьере, с содроганием в голосе произнес:

– Шеф…, скажи что они живы!

– Саша…, мертвее не бывает! Я конечно не знаю, куда попали пули и сколько – кажется две или три…, ну максимум четыре…, но у меня не зря было предчувствие, и я попросил тебя посмотреть запись. Я бы очень хотел, что бы они выжили… Сам посмотри…, кажется я такую ошибку сделал… Какая глупость!..

– Послушай…, шеф, но если бы не этот сумасшедший…, куда он дернул то…, все было бы пучком!

– Но он дернул, Саш…, и не его вина, что именно сегодня мы решили сделать то, что сделали. По большому счету, кроме меня никто не виноват…, и уж ты то точно не при чем!

– Чех то этот, стоящий того был?!

– Ни один человек не стоит, не то что бы жизни ребенка, но даже его слезы…, как-то тааак…

– Ну и чего теперь делать?

– Ёкер-макер – жить Саша…, жить…

И жизнь продолжалась встречами, переживаниями и работой. Доходы становились меньше в виду факторов субъективных и объективных – ведь государство становилась все больше спекулятивным экономическим авангардом, таща за собою все гражданское обществом, почти ничего не производящим, но лишь добывающим из недр и распродающим это по всему миру.

Разумеется люди, населяющие страну, превращались все больше в потребителей, нежели строителей хоть чего-нибудь полезного на перспективу. И разумеется лишь одни «вершки» забирали самое лакомое, причем в размерах таких, которые переварить не возможно и за тысячи лет, а как известно столько не живут!

Общими усилиями «профсоюз» подходил к своему краху. Через того же Саратова милиционеры МУРа передавали ультиматумы, в особенности после того, как был арестован «Булочник», а точнее, он каким-то непонятным образом попался по «легкой» статье, его удалось «выкупить» из тюрьмы, а потом толи от испуга, толи с наркоманского кумара, Вова пожелал рассказать шокирующие подробности операм, отпихивающимися от него и поначалу даже не хотевшим верить в услышанное.

Он стал базой раскрутки всех остальных, правда за долю малую всего можно было избежать, но главшпаны предпочли лучше устранить перспективных пайщиков в милицейских погонах, чем совершили непоправимую ошибку, решив тем самым судьбы свои и тех, кто был рядом.

«Солдат» же был успокоен Саратовым, который заверял, что в любом случае «Сотня» прикроет, как и всегда прикрывала в подобных моментах своих людей, может быть так и было бы, если бы он не погиб в странной аварии, в которой окончил своё существование и еще один высокопоставленный чиновник из того же ведомства – генерал Лицепухов – отец того самого «Петруши», который обещался пытать убийцу его сына до самой своей смерти. Но эти события еще впереди, пока же «Ося», «Лысый» и их самые близкие, начали понимать, что люди выполнявшие их приказы и оказавшиеся по локоть в крови, на самом деле не сплоченная бригада, которую оказывается нужно еще и содержать, а свидетели и не нужный балласт. А раз так, то смысл в оплате их услуг отсутствует, и было бы рациональным просто закапывать их вместе с информацией, носителями которой они являются.

С этого времени закрутился маховик репрессий, сокращающий количество состоящих в «профессиональном союзе работников плаща и кинжала» до пяти в месяц. Можно было и больше, но подобное отношение могло подтолкнуть коллектив к массовому дезертирству и в основном в милицию с «явками с повинной».

Со временем Алексей тоже попал в этот список, но найти его или выманить представлялось проблематичным, а потому для него готовили особую ловушку, в которую ему суждено будет попасть через пол года…, но попасть или воспользоваться ей, останется пока тайной?…

…Постепенно проблемы Весны были решены при посредничестве того же Саратова, и девушка с радостью, выбрав себе направлении деятельности, начала работать…

…Никогда не подумал бы Алексей глядя на работы своей возлюбленной, что подобное может сделать женщина, к тому же та, к которой он испытывает крепкие чувства. Оказалось, что она обладает способностью выхватывать суть, там где ее мало кто видит. Ее отец увлекался фотографией, но сейчас никто не скажет – было ли это совмещено с дипломатической деятельностью, а значит скорее всего и с деятельностью разведчика, или просто это было настоящим хобби. В памяти дочери остались многочисленные съемки, поражающие ее воспоминания до сих пор.

Весна могла подмечать в любом объекте, причем не важно что это было, природное начало или созданное человеком, скажем любой индустриальный пейзаж, где не было ничего растительного, смотрелся удивительно вписывающимся на фоне, необычно подсвеченных на небе, облаков.

Чувство света, красок, ракурса и передаваемого настроения на ее работах всегда гипертрофировались каким-нибудь маленьким нюансом, не обязательно только заметным, но превалирующим в, словно специально созданной именно для него, мизансцене. Как удачно сказал об увиденном на ее первой выставке один из известных художников: «И маленький, запуганный и испачканный зайчик может сыграть у вас роль солнца в галактике!».