Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

– Эх! Ни так как-то все… Может зря ты вернулся?!..

– Я сделал что должен…, если что, дочке помоги… и пусть будет, что будет…

Судья, понимая что ситуация не нормальна и поведение Алексея может вызвать ряд вопросов, был вынужден потребовать проведения психологической экспертизы повторно, хотя заседания суда продолжались. Подсудимый на них не появлялся, доверяя своим адвокатам. Такое решение, устраивающее все стороны было принято до момента подписания показаний «Солдатом», данных им на суде – протокол протоколом, но обвинитель посчитал и это не лишним, хотя по закону этого и не требовалось.

Через два дня в комнате для общения с адвокатами, появилась следственная группа в полном составе. Действо это скорее напоминало встречу старых знакомых, правда не слишком близких, но явно не вызывавших неприязни друг у друга, что в подобной ситуации уже невероятно. Все бумаги были завизированы и Силуянов сообщил, что сам лично повезет, естественно с конвоем, на освидетельствование, и вкратце обмолвился, что там «Солдата» ждет небольшой сюрприз…

… Без особого энтузиазма прошел экспертизу наш герой. На сей раз профессора мучили его несколько часов, и консилиум, удовлетворенный своей работой, констатировал, что если и существуют более нормальные и психически полноценные люди, то может быть только в «младенчестве при рождении», ну разумеется с некоторыми поправками.

Сюрприз, обещанный опером, оказался дочкой, ждавшей с нетерпением, своего отца. Для нее он был самым лучшим, пусть по каким-то причинам и не имевшим возможности это признать. По его глазам, с жадностью устремившихся на нее, было понятно, как он к ней относится и как дорожит, а большего ей и не нужно.

Их не смогли оставить наедине и, мало того, Силуянов, скромно извинившись, предупредил, что времени, которым они обладают всего двадцать минут.

Дочь и отец уселись друг напротив друга и заговорили попеременно о прошлом, каждый рассказывал о матери, то есть о Милене. Татьяна – то, что знала от бабушки, отец – что знал только он, и что считал необходимым довести до нее.

Не прошло и десяти минут, как в их сторону загрохотал грузовик – самосвал, с кузовом, меняющим наклон, не как обычно назад, а в сторону. Если присмотреться, то было видно, что грузом были среднего диаметра, порезанные на длинные куски, стволы деревьев, спиленные на территории института.

Машина передвигалась не быстро и странно неровно, а постоянно подруливая от большого углубления, по всей видимости выкопанной траншеи, располагающейся как раз за спиной сидящего «Солдата», буквально в полутора метрах. На маленьких ямках и выбоинах кузов заметно подпрыгивал одной стороной, словно не был закреплен стопором.

Все, кроме говорящих девочки и мужчины, кстати, пристегнутого одной рукой к, огромного роста и крупного сложения, спецназовцу, которому это явно не нравилось, но приказ есть приказ, внимательно следили за приближающимся транспортным средством. Потом, все без исключения, будут говорить, что что-то чувствовали, но…

Грузовик подъезжая к месту, где расположились все участники описываемых событий, и где, по всей видимости, резкий рывок руля в право пьяным водителем, которому что-то почудилось – что именно он в последствии не смог объяснить, направил груженую машину прямиком в канаву.

Резкий удар придал не хватающую кузову инерцию, который в свою очередь, начал резко отрываться одной стороной, что позволило бревнам вываливаться из него и не куда-нибудь, а точно на, ничего не замечавших, отца и дочь.

Резкий рывок наручников вместе с рукой, пытающегося избежать, угрожающих накрыть их бревен, конвоира, реакция которого могла спасти и Алексея, отвлекла дитя и родителя от общения и открыла ужасающую картину летящих на их головы стволов.

Что было мочи «Солдат» рванул в другую сторону, от тянущего его «спеца», к дочери, что удалось лишь отчасти, но оказалось достаточным. Татьяна сама подалась к отцу, что позволило тому сгрести ее в охапку, бросить на землю и накрыть своим телом, опираясь коленями и локтями о почву, чтобы создать, хоть какое-то для нее безопасное пространство.

Крепкое тело выдержало несколько бревен, но тяжесть и нарастающее давление падающих остальных, оказались чрезмерными – жуткими ударами ломало все, что попадалось на их пути.

Со стороны наблюдавшим за происходившим, все стало понятным мгновенно, и казалось очевидным, что и Алексей, и Татьяна навечно погребены под горой свежеспиленных деревьев. Кара для одного, постигла обоих – ибо потомки наши будут страдать за грехи наши до четвертого колена, но…

…Через минуту люди бросились разбирать завал, стоны слышались, но раздавались они от раненного, который был соединен наручниками с Алексеем. От него же самого и того маленького ангела, который стал смыслом его жизни, не было не звука…

… Больничная палата представляла собой почти камеру, с металлической дверью, снаружи с охраной, и было похоже не некоторый симбиоз больницы и тюрьмы. Это было третье место и похоже заключительное, в случае, если «Солдат», борясь за жизнь уже четвертый месяц, выкарабкается. Если же нет, то дорога его лежит прямиком на кладбище.

Специальным разрешением министра юстиции к нему пускали дочь, Элеонору Алексеевну, гражданскую жену, сестру и наблюдавшего его доктора. Сегодня был его день рождения – 42, не Бог весть какая дата, но в этих условиях показательная, в связи с чем у постели больного-заключенного собрались по особому разрешению начальника тюрьмы «Палыча», интересного и своеобразного человека, потомственного «тюремщика» и в принципе неплохого человека, взвалившего на себя обязанности, имеющие рамки, в которые нормальному мужику поместиться не просто сложно, но почти невозможно, у него же во многом получалось.

Они стояли вкруг по периметру постели, отгораживая собой от находящегося в коме, аппараты на все случаи жизни, говорили в пол голоса и скорее совсем неподходящим тоном для этого места, в котором сквозило больше радости, чем грусти или переживания за лежащего перед ними.

Двое священников по очереди читали чуть слышно какой-то текст из Евангелия, проводя таинство «Соборования», на которое опять таки получили отдельное разрешение от высокого начальства, по ходатайству, чуть ли не третьего сана в иерархии Церкви. Остальные – кто пытался участвовать, а кто полушепотом обсуждали, новости вчерашнего дня. Заключались они в следующем: продолжавшийся суд вошел в фазу вынесения вердикта присяжными заседателями, в виду невозможности присутствия Алексея, его замещали по доверенности адвокаты. Присяжные, по сей день находясь под впечатлением того единственного выступления «Солдата», не смогли его обречь на «пожизненное заключение», вынеся своим вердиктом «виновным» по всем пунктам, но «достойным снисхождения», что в конечном итоге гарантировало ему срок не выше восемнадцати лет.