Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

– Бать, ты что, говоришь так, как будто собрался умирать! Ты оставь пожалуйста эти мысли, я же обещаю, что подумаю, может и перееду к тебе в Питер, хотя мне кажется, тебе лучше к нам, сам продай эту квартиру и…

– Не могу я – вся жизнь моя там, сам ведь знаешь. Там еще завещания Ниночкино и Ии…, им вторю то…

– Какие завещания?… – Алексей схватил папку перебрал бумаги, отложив в стороны не интересующие и жадно начал читал несколько листков, заверенных у нотариуса. Каждая строка вшибала в пот, потому что казалась будто написана была уже кем-то после произошедшей трагедии.

Ярославна указывала, что хотела бы быть похоронена рядом с дочерью (значит предвидела, как минимум смерть Ии, либо раньше, либо одновременно с собой…), а значит в Москве, мужу предписывалось переоформить после ее смерти квартиру не на кого-то, а именно на зятя. Почему не на внука, не на Ию или не на Ильича, в конце концов, и почему написано было так, словно дочь уже при смерти и сама она словно на ладан дышала? Да и вообще Ильич ведь жив:

– Чтооо… зааа… – что это Ильич? Почему это? Как?…

– Ты не удивляйся. Я тоже по началу привыкнуть не мог – она многое наперед знала, не точно конечно. Помнишь тогда…, после первой нашей встречи, как настаивала, что бы ты на такси ехал. Ты ведь пешком пошел и попал в неприятность, она так и сказала… А позже… – Слезы, одна за другой побежали по лицу, но он не замечая их, торопился рассказать:

– А позже говорит Ийке: «Счастливая ты…, жаль только судьба у твоего вот так сложится – не будет у него спокойной жизни, куда его только не занесет, одно хорошо – всегда Господь с ним будет и Ангел, безотступно! Лишь за «пятьдесят» обретет спокойствие и стабильность, но до этого, хлебнет, ой так хлебнет…» – я честно говоря не удивлялся, ведь военная служба легкой не бывает, а здесь оказалось другое. Верующим…, им, не то что бы проще… – они уповают на волю Божию и верят, что все к лучшему. Человек умер – значит ко времени – отмучался. Ох друг мой, не знаю что уж там тебе предстоит, но помни – после все будет хорошо. Ниночка никогда не ошиба… ется… – И не договорив, сел закрыл глаза…

…Завещание продолжалось небольшими подробностями: не дорогой памятник, одинаковый с Ииным, обязательно православный крест, поминание в день смерти каждый год и надпись под фото и годами жизни – «Будьте яко дети»… – (Евангелие от Матвея)».

Ийкино Алексей уже читать сам не смог, присел рядом с Ильичом, положил на стол бумаги и не в состоянии ни о чем думать, вдруг произнес:

– Да будет на все воля Твоя, Господиии!.. – От куда это у него взялось – не понятно, но все присутствовавшие кивнули и разошлись спать. Мама Алексея уходила самая последняя, подойдя к сыну, поцеловала в лоб, посмотрела ему в воспаленные глаза, обняла голову и прижав к своей груди, тихо и ласково сказала:

– Ох, сыночка, не для того я тебя рожала… ох, не для того! Хочешь, перееду к тебе на время, чем смогу – помогу, ведь тяжело в одиночку такое переживать…

– Спасибо, мам…, не знаю…, я сам не знаю чего хочу. Давай сначала Ванечку похороним…

– Ох, Лёшка…, Ванечка…, береги себя…, пожалуйста и не наделай ничего страшного, а то мы с отцом уже чего только не передумали… Будь мужчиной… Спокойной ночи…

…По утру мужчины проводили Ильича. Виктор был серьезно настроен на предстоящее. Завтрашняя утренняя служба, а сначала сегодняшняя вечерняя, представлялись для него неким неведомым испытанием. Времени свободного на глупости у него не оставалось, к тому же постоянно с ним рядом должна была быть Лёхина «крестная» – баба Лида, это внушало спокойствие за его душевное состояние. Она строга в церковной службе и тестю поблажек не даст. Завтра же к вечеру он должен вернуться с бабушкой на похороны внука, о чем ему, уже вошедшему на подножку, напомнил отец Алексея:

– Вить, не забудь о Ванюше, мы тебя ждем… – В какой-то прострации и уже отчужденности, Ильич посмотрел через плечо в нашу сторону, но явно мимо и произнес, не громко, но так, что мы услышали:

– Да, да, конечно, помолюсь и все Ванечке передам… – Таким мы его и запомнили, совершенно поначалу не обратив внимание на смысл сказанного о Ванечке…

… Все прояснилось через день, когда всех ошарашил звонок крестной. Исповедавшись и причастившись, уже возвращаясь домой, они вдвоем ждали у пешеходного перехода зеленого сигнала светофора, мимо летели «железные кони», уже загорелся «предупредительный» сигнал, транспорт начал притормаживать, кроме иномарки, еще более разгоняющейся по самой близкой к центру шоссе полосе, невидимой для пешеходов, за уже почти остановившимися машинами.

Народ двинулся не замечая опасности, впереди всех, так бывает, шли девушка с мальчиком лет трех, он не поспевал за матерью и она подняв его на руки, прижала к себе. Послышался визг тормозов, Ильич рванулся вперед, интуитивно предположив вектор возможного несчастья, схватил еще не зажившими перебинтованными руками мать с сыном, оттолкнув их изо всех сил от себя, и соответственно от летящей машины сам же остался на месте, моментально попав под страшный удар вылетевшего джипа…

…Смерть была мгновенной, поступок, приведший к ней – достойным, и судя из последних его слов, сказанных нам на перроне вокзала, им предполагаемые. Бабушка Лида на это сказала, что Господь угодников своих предупреждает о дне смерти заранее, и дарует ее быструю и легкую.

Это не было уже слишком – это просто было, потому что так должно было стать!

Прошло несколько дней, не принесших утешение никому из членов семьи, но унесших с собой в небытие несколько событий, которые в надеждах ими лелеялись последними, заканчивающими череду несчастий. Позади были похороны Ванюши и Ильича. Ребенка на том же Преображенском кладбище, а тело Виктора Мороза батюшка посоветовал хоронить на погосте при своей церкви, обещаясь служить по нему службу в день упокоения и поминовения погибших воинов, баба Лида поддержала – хоть о ком-то забота и не так одиноко. Спорить никто не стал, а других указаний никто не оставил.

Отец Алексея впал в уныние, но от водки совсем воздерживался. Слов успокоения не осталось, как и сил их произносить. Детский шум и топот торопливых ножек больше не будил взрослых и не мешал соседям. Ворох сложенных вещей малюсенького размера и немного пропавших дымом – огонь багажник почему-то не тронул, заполонивший комнату после сваливания их в кучу после неудавшегося отъезда, так и остался не разобранным. Касаться его никто не хотел и вообще, ни у кого не было желания посещать эту квартиру – она напоминала обо всем, что было еще недавно Лехиной Жизнью.