Дмитрий Пучков - Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России

Такая аттестация переселенцев, разумеется, не значит, что индейцы всегда были мирными, никогда не совершали набегов на колонистов или, скажем, не практиковали жестоких пыток. Всё это было. Но трагическую судьбу коренного населения Северной Америки определила именно базовая пуританская установка – отказ от вовлечения аборигенов в свой круг в сочетании с постоянной территориальной экспансией. В этой логике индейцы были просто лишними. В междоусобных войнах с другими европейцами, вроде Семилетней, их использовали как инструмент, как пушечное мясо, но никогда как полноправных союзников. Войны с самими индейцами превращались в войны на уничтожение. Так, исход первой индейской войны – с пекотами (1636–1638) – решила так называемая резня в Мистик, когда ополчение колонистов во главе с Джоном Мейсоном просто сожгло крупнейшую пекотскую деревянную крепость, где в тот момент вообще не было зрелых мужчин – только около семисот стариков, женщин и детей. Пытающихся выбежать из-за горящего частокола убивали на месте или швыряли назад в огонь. Жестокость этой расправы потрясла наррангасеттов и мохеган, которые шли на пекотов с белыми. Мейсон признавал: « Все наши индейцы, кроме Ункаса (вождя мохеган), покинули нас » [96]. Но сам он не видел в произошедшем чего-то страшного: « Нападение на пекотов было Божьим актом, Который смеялся над Своими врагами и врагами Своего народа, с презрением отправив их в геенну огненную. И сделался Господь судьей над язычниками, заполняя Мистик трупами… Пусть вся Земля будет наполнена Его славой! Таким образом, Господу угодно было поразить наших врагов и дать нам их землю в наследство » [97]. Другой писатель-пуританин несколько раз с чувством повторял, что таким образом « Господь наш Иисус заставил их (индейцев) склониться перед Ним и лизать прах » [98]. После следующей индейской войны, так называемой войны короля Филиппа, в Новой Англии, на территории пяти современных штатов северо-востока США, индейцев почти не осталось.

В течение следующего столетия идея богоизбранности американских пуритан развивалась и шлифовалась в связи с их успехами. По словам Арнольда Тойнби, « в XVIII в. противоборство между народами Западной Европы за главенство в заокеанском мире закончилось полной победой протестантов, говоривших на английском языке… Это было большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим Заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики » [99]. В XIX веке эти установки эволюционировали в две философско-политические доктрины Соединённых Штатов Америки, которые не утратили своего влияния по сей день.

В первую очередь это доктрина явного предначертания (Manifest Destiny), которая окончательно оформилась к середине 1840-х годов для обслуживания планов расширения американской территории.

В это время американское общество было охвачено эйфорией после череды крупных успехов – завоевания независимости, выгодной покупки Луизианы у Франции и аннексии Флориды. Публицисты всех мастей призывали правительство не останавливаться на достигнутом: Соединённым Штатам, формулировали они, свыше предназначено распространиться на весь континент, так как американская цивилизация превосходит прочие. Она исключительна, ибо впервые в истории защищает права и свободы человека. Под влиянием этой концепции в 1845 году США осуществили захват Техаса, а позже разгромили мексиканцев и приобрели земли современных штатов Калифорния, Нью-Мексико, Аризона, Невада и Юта. В те годы влиятельный журналист и редактор Джейсон Гордон Беннет провозглашал:

« По нашему твёрдому убеждению, рано или поздно не только Техас, но и Мексика, Канада и Орегон будут поглощены могущественной Североамериканской республикой. Таково предначертание судьбы » [100].

В высшей степени характерно, что «предначертание судьбы» по-прежнему было тесно связано с пуританским расизмом. Как сообщает современная исследовательница, « большинство экспансионистски настроенных газет пропагандировали теорию расового превосходства англосаксов, были исполнены презрения к мексиканскому народу, который, согласно “Illinois State Register”, был “не намного выше уровня негра” » [101]. В официальном сообщении Конгресса по иностранным делам мексиканцев называли «полуварварским народом» [102]. Газета Nashville Union объясняла аннексию Калифорнии тем, что «мексиканцы не доросли до демократии» [103]. Democratic Review заявляла, что «процесс изгнания индейцев или уничтожения их как расы должен быть проведён и на юге» в отношении мексиканцев [104]. Сенатор Джордж Макдаффи из Южной Каролины вообще не представлял себе другого исхода войны, как только «перебить всех мексиканцев» [105]. Другой сенатор, Джон Кэлхаун, говорил: «Больше половины мексиканцев – индейцы по крови и не лучше чироков» [106].

Мы ничуть не удивимся, когда найдём вариацию «явного предначертания» в гитлеровской «Майн Кампф». Именно сама судьба, утверждал Гитлер в 1923 году, предназначила Германии захватить территории России, населённые низшей расой. Он узрел этот знак провидения в том, что власть в бывших владениях царя захватили кровавые жидобольшевики, которые не смогут удерживать её долго.

«Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвём с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.

Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.

Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось её государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства» [107].

Ещё более явно просматривается связь нацистских идеологических концептов с американской доктриной открытия. Именно она узаконила господство над территориями, которые населяли народы, менее развитые в технологическом смысле, чем завоеватели.

Первым юридическим фундаментом доктрины стала Romanus Pontifex – булла папы Николая V, который в 1452 году разрешил христианам захватывать нехристианскиетерритории в Западной Африке. В 1493 году положения этой буллы были распространены на земли, открытые Колумбом. Спустя всего двадцать четыре года после появления европейцев в Новом Свете философ-католик, советник английского короля Генриха VIII Томас Мор в своей «Утопии» подбирал аргументы в пользу колониальной политики: