Дмитрий Пучков - Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России

Именно эта женщина убедила престарелого Чемберлена, что не кто иной, как Гитлер, воплотит наяву его фантазии о победе арийцев над низшими расами. В 1923 году тяжелобольной, наполовину парализованный философ принял своего наследника. По легенде, которая сложилась потом, Чемберлен протянул Гитлеру руку для приветствия, но фюрер упал на колени и поцеловал её. Скорее всего, это неправда, однако преемственность идей, которые нацисты бережно заимствовали у «английского перевёртыша», миф отражает абсолютно верно.

«С самого начала и до сегодняшнего дня мы видим, как германцы уничтожают целые племена и народы или убивают медленно, деморализуя, чтобы получить для себя их место… Каждый должен согласиться, что именно там, где они были особенно жестоки, например англосаксы в Англии, германский орден в Пруссии, французы и англичане в Северной Америке, закладывались самые высокие и нравственные основы» [136].

Напутствуя последователей, Чемберлен вновь ссылался на авторитет Аристотеля. Старинный аргумент Сепульведы, кочуя по трудам десятка посредников, добрался до Гитлера. Таким образом, лидер нацистов прямо наследовал большой европейско-пуританской традиции. Накануне прихода к власти он был убеждён, что история учит лишь одному: люди неравны, и одни народы естественным ходом вещей призваны повелевать другими. А если потребуется, то и уничтожать их.

Антиславянские взгляды нацистов, представления о Востоке как о потенциальной германской колонии также вытекали из многовекового европейского «тренда».

Взаимное отчуждение России и Запада уходит корнями во времена разделения церквей, когда средневековая католическая Европа идентифицировала себя как передовой цивилизованный мир, а все территории вовне – как дикие земли с низшим, варварским населением. Для крестоносцев, наступавших на земли Новгорода и Пскова в XIII веке, местные жители были не просто врагами, но « еретиками ». Так, Ливонская рифмованная хроника сообщает нам, что русские « хотели подняться против христианства» [137]; очевидно, что настоящими христианами её автор признавал только католиков. Немецкий хронист Герман Вартберг рассказывает, как в начале XIII века Магистр божьего рыцарства разрушил и уничтожил пограничные города на Двине – Кокенгузен (Куконос в русских летописях) и Герцеке (предположительно Городище), в которых « тогда жили еретики (русские) » [138].

Татаро-монгольское нашествие на несколько веков практически скрыло русских из поля зрения Европы. С середины XIII по начало XVI века представления о народах, живущих к востоку от Польши и Литвы, подпитывались в основном смутными страхами перед диким азиатским кочевником. Эти страхи европейцы подспудно переносили и на саму Русь, которая формально была западной границей Монгольской империи. После её распада контакты Европы с русскими землями возобновились, а представления европейцев о соседях стали более конкретными благодаря изобретению печатного станка. Наступил короткий период надежд Ватикана на то, что Московия сама добровольно примет католическую веру и западноевропейское политическое влияние.

Тогда, в XVI веке, Европу разрывали религиозные войны. Целые страны уходили из-под власти папы, принимая учение Лютера и его последователей. В этих условиях приобретение многочисленной паствы московитов весьма укрепило бы пошатнувшиеся позиции Святого престола. Играло свою роль и то, что Русь была заново открыта для Европы в одно время с Америкой. По этому поводу крупный исследователь проблемы Александр Филюшкин делает очень важное для нашей темы замечание:

« Германский мир не принимал участия в открытии Нового Света, и поэтому проникновение на восток стало для Священной Римской империи её колониальной задачей и перспективой, а Московия – её Новым Светом » [139].

В первой половине XVI века описания европейцами Руси, по наблюдению историка, весьма напоминают контакты конкистадоров с индейцами: « Авторы с восторгом пишут об обмене простодушными русскими на обычный железный топор стольких соболиных шкурок, сколько пролезет в отверстие, на которое насаживается топорище » [140].

Однако вскоре эта относительно миролюбивая тональность радикально изменилась. Василий III намекал папским легатам на возможность унии православия с католицизмом, предполагая получить поддержку в борьбе с Польшей и Литвой. Однако ни понтифик, ни император не спешили помогать великому князю московскому. Поэтому политического смысла вливаться в «семью европейских монархов» на Руси не увидели. Сын Василия Иван Грозный сделал окончательный выбор в пользу собственного имперского проекта, провозгласив Русское царство, то есть свою империю, альтернативную империи Запада. Именно принятие Иваном IV титула царя (то есть кесаря) в 1547 году стало точкой разрыва Московской Руси с Европой. Вместо богатой колонии западный мир получил конкурента и, как справедливо замечает С.Г. Кара-Мурза, оппонента по ответам на основные вопросы бытия [141].

После этого умеренная благожелательность Запада быстро сменилась демонизацией. Уже первая война Русского царства с частью Европы – Ливонская – рассматривалась как война цивилизаций. В ходе её расцвели теории о принадлежности русских к разрушительному дьявольскому этносу, во всём уступающему европейцам, кроме жестокости и садизма. Европейские писатели вроде поляка Станислава Сарницкого рассказывали, что московиты это не что иное, как библейский народ Мосох, который, согласно предсказаниям пророка Иезекииля, принесёт неисчислимые бедствия, прежде чем будет уничтожен гневом Господа [142]. Ветхозаветный Мосох должен был прийти с севера из земли Магога, чтобы разрушить Иерусалим и погубить Израиль. В реалиях XVI века под Израилем понимался весь христианский мир, в первую очередь Западная Европа, и жителям Кракова, Праги и Нюрнберга казалось, что на их глазах сбываются зловещие пророчества Священного Писания.

Атмосферу ужаса в Европе поддерживали «летучие листки» вроде «Письма ужасного и страшного врага-московита Королю Польскому». В нём московский князь, угрожающий благочестивому польскому монарху, назван фантастическим именем Нефталинио. По мнению учёных, это была аллюзия на библейских нефалимов – гигантских монстров, врагов богоизбранного народа. В сочинении протестантского пастора Пауля Одеборна Иван Грозный представал маньяком, который отрезает уши, губы и нос тем, кто проиграл ему в шахматы. По словам историка, «здесь содержатся довольно рискованные аллюзии: образ отрезанных губ, носов и ушей тесно связан с эсхатологическими пророчествами пророка Иезекииля. Отсюда и до отождествления Ивана IV с Антихристом было недалеко» [143].