Игорь Атаманенко - Шпионский пасьянс

Стоп! К этим уловкам надо прибегать лишь в том случае, если вы намерены вновь туда вернуться за чем-нибудь более существенным или что-то разузнать. Я – да, намерен разузнать!

…Против лома – нет приёма! А он – в правом кармане моих брюк. Театральным жестом я достаю… перетянутый резинкой «пресс» баксов. По сути – это «кукла» в долларовом исполнении. С двух сторон «пресс» обложен стодолларовыми купюрами, а между ними – однодолларовые. Хвала и слава американским казначеям – они позаботились о том, чтобы купюры р а з н о г о номинала были о д н о г о размера! С помощью «куклы» я легко прохожу за туриста-мота из Штатов. Плюс мой рост и безукоризненный американский выговор.

Не подумайте плохого – на случай, если незнакомка из Штатов, с которой мне предстоит встретиться, окажется в затруднительном материальном положении, меня снабдили, ну, о-очень кредитоёмкой золотой карточкой из тех, что новые русские веером рассыпают перед официантами и продавцами фешенебельных заведений. Однако «пресс» – это моё собственное изобретение, моё секретное оружие, я горжусь им!

«Пресс» впечатляет. Я вижу, что мой собеседник готов решить участь всей своей богадельни, не отходя от прилавка. Хоть оптом, хоть в розницу.

Начинаю прессинговать психику торговца. С его помощью неспеша выбираю безделушку подороже и, не торгуясь, небрежно швыряю зелёный «стольник» (выбранный амулет стоит 85 франков, это – около восемнадцати долларов) на прилавок.

– Простите, мсье, – раздаётся в ответ, – мы не принимаем доллары. Вам необходимо поменять валюту. Я очень сожалею, мсье…

Что ж, сейчас ты будешь жалеть еще больше.

– Я понимаю, – отвечаю я с техасской небрежностью, – но если я пойду искать пункт обмена, у меня есть вероятность заблудиться, а заблудившись, я уже сюда не вернусь, не так ли, мсье? Вы потеряете клиента, а я, между прочим, хотел бы ещё кое-что приобрести у в а с… Да и вообще, нет правил без исключений, не так ли?!

Моя наглость и намёк на то, что я могу открыть кредитную линию, производят эффект. Лавочник безропотно выкладывает на прилавок амулет и сдачу в франковом эквиваленте.

Совсем ни к чему пересчитывать полученные деньги: мы же теперь подельники!

Сунув сдачу и амулет в карман, я невзначай оставляю на прилавке 100‑франковую банкноту и, не мешкая, хожу с козырного туза: интересуюсь ценой (разумеется, в долларах) напольных часов. В полости маятника, заполненной жидкостью, влево-вправо мечется головка а ля Карл Маркс. Она крупнее и рельефнее остальных, кроме того, у неё такая роскошная грива-борода!

«Я очень сожалею, мсье, но эти часы не продаются, – произносит торговец, жестом фокусника смахнув банкноту с прилавка. – Они – наш торговый знак. Я очень сожалею… Странно, но вот уже более десяти лет все наши покупатели почему-то начинают с этих часов, не знаю, что и думать! Впрочем, голова в них, действительно, впечатляющая… Не угодно ли мсье взглянуть на этот чернильный прибор. В нём, правда, голова чернокожего, но тем не менее…»

Намёк на мои техасско-расистские наклонности принят, а упоминание о сроке пребывания головы в часах вовсю разжигает тлевший в моей башке фитилёк воспоминаний. Там уже полыхает пожар – и виной тому голова отца призрака коммунизма в маятнике! Я выкладываю ещё одну стофранковую купюру, которая, так же как и первая, мгновенно исчезает под прилавком, и иду ва-банк:

– Неужели за двадцать лет вы не сумели заказать себе ещё одни часы с к у к о л ь н о й головкой?! Верится с трудом! – тоном матёрого провокатора говорю я, а по спине в три ручья хлещет горячий пот.

– Это н а с т о я щ и е головы, мсье… Головы живших в недалёком прошлом людей. Поэтому-то они стоят очень дорого…

Внутреннее напряжение достигло апогея, но я с напускным спокойствием выслушиваю целую лекцию о подготовке головок к предпродажной экспозиции. Разумеется, при каждой многозначительной паузе моего визави я проворно выбрасываю на прилавок очередную купюру. Из тех, что получены на сдачу. Фантастика – я волей случая оказался на правильном пути! Плохо одно: это должно было произойти ещё в восемьдесят втором…

Сразу оговорюсь: мумифицирование человеческих голов имеет мало общего с работой специалистов, колдующих над телом Вождя в Мавзолее, хотя в обоих случаях это очень долгий процесс, включающий множество трудоёмких операций. А в случае с головами ещё и смертельный риск, потому что в Мавзолее изначально обрабатывают мёртвое тело, а головы накануне процесса мумификации должны быть непременно живыми…

В отсеченной голове просверливается маленькое отверстие, через которое внутрь запускается особый вид муравьёв, пожирающих мозг. Чтобы эти прожорливые твари не добрались до кожного покрова и мягких тканей головы, в ноздри и уши вставляются специальные пробочки. Когда муравьи вычистят полость черепа, туда впрыскивают консервант, который обычно используется в моргах, чтобы воспрепятствовать процессу разложения.

– А-а, формалин! – в моём голосе сплошное разочарование.

– Не совсем, мсье! В него добавляется ещё целый букет трав, известных только одному человеку – магу, который и руководит всем процессом. Затем полуфабрикат – да-да, человек из-за прилавка так и сказал: полуфабрикат! – некоторое время, пока не размягчатся кости черепа, выдерживается в специальном растворе. При этом одновременно происходит стягивание, уменьшение всей кожной и даже костной структуры. Как только кости черепа станут мягкими, наступает самый ответственный момент всего технологического процесса: необходимо удержать их от сплющивания, сделать так, чтобы они, скукожившись и значительно потеряв в объёме, сохранили форму головы. За это отвечает человек, посвященный в тайны всего процесса мумифицирования. Это – тот самый маг. Он, ко всему прочему, обладает экстрасенсорными способностями. Накладывая руки на размягченные головки, он направляет на них поток своих биоволн. Манипуляция, которую невозможно выполнить с помощью лазеров и компьютеров.

По утверждению торговца, все маги-искусники – экстрасенсы с самым сильным в мире биополем. Маг будет прикладывать руки к головке до тех пор, пока она достаточно не затвердеет. Затем он осторожно будет прогревать её на пламени, втирать мази из экстракта алоэ и африканской ивы и долго сушить, пока она не превратится в ту изящную, почти кукольную головку, подобную тем, что я сейчас наблюдаю. В последующем головке предстоит постоянно находиться в жидкости-бальзаме, в состав которой входит несколько ингредиентов. Каждый из них в отдельности известен только одному человеку. Но рецепт всей смеси знает только маг. Искусство выделывания головок, именуемое на одном африканском диалекте нга-нгоро , передаётся по наследству от отца к сыну. Им владеют только в одном племени Центральной Африки…