Ирина Волкова-Китаина - Жили-Были в России и СССР

В годы Первой мировой, или, как её называли тогда, Германской, войны моя бабушка встретила свою любовь. Её избранником оказался случайно заехавший в Старое Рахино студент Петроградского института путей сообщения Григорий Рослов. Лихо она его захватила! Он гостил у родственников своих сокурсников братьев Мордухай-Болтовских. Кстати, одно время в их семье мальчиком служил в лакеях Михаил Калинин. Повзрослев и работая уже в других местах, он навещал бывших хозяев в их петербургском доме, где его по-прежнему называли Миша. Калинин был общительный, отличался грамотной, образной речью, из-за чего студентам нравилось с ним разговаривать. У друзей Григорий Рослов гостил недолго и уже собирался отправиться к родителям, но перед отъездом приехал посмотреть «Чёртову кухню» в Старом Рахино. Тётя Паруся рассказывала мне, как на середину их площади прогарцевала лошадь с открытой коляской, а в ней три молодых человека. В это же время через площадь шли три девушки. Это были сама тётя Паруся, моя бабушка и подруга их поповская дочка Маша Ильменская. Они спешили на репетицию в Народный дом, где в тот день все три играли в пьесе Фонвизина «Недоросль». «Мы с Машей хотели пройти мимо, – вспоминала она, – но твоя бабушка птицей сорвалась с места, прямо подлетела к молодым людям и пригласила их на спектакль». О дальнейшем с юмором мне рассказывал дед: «Бабушка твоя начала со сцены на меня взгляды кидать и прямо, и через плечо, я, скромный студент, только краснел. Уезжая, я спросил её адрес, написал, как требовали приличия. И тут началось! Что ни день, от неё письмо! То о Фонвизине пишет, то о Чехове! То каких пирогов она напекла для семьи. Подписывается “Твоя Марийка”. Ну, я решил, раз пишет твоя, значит моя, и письма такие хорошие. Но письма-то писала не она, а её подруга поповская дочка! – тут дедушка добродушно смеялся.

– Твоя бабушка только из Петрограда сама написала письмо родным и даёт мне посмотреть, нет ли ошибок. Я глянул – одни каракули, и в конце – “Всех чалую, ваша Марийка Рослова”.

Летом 1916 года моя бабушка, тогда сельская двадцатилетняя девушка, стала женой инженера-железнодорожника и уехала в Петроград. Григорию Рослову было тогда 25 лет.

Дедушка рассказывал, что его отец Варфоломей Рослов родился крепостным крестьянином. Я делаю вывод: это было до 1861-го года. В 17 лет Варфоломея забрали в солдаты. На 25 лет! Он служил при двух императорах Александре II и Александре III. Дома его ждала невеста.

Во времена Александра III, прозванного в народе Миротворец, Россия не ввязывалась ни в какие войны, и солдат часто направляли на строительство железных дорог. Мой прадед попал на возведение Великого Сибирского пути. Он прокладывался одновременно с разных участков. Варфоломей Рослов работал сначала на Прибайкальской территории, а затем в Китае. От дедушки я не раз слышала, как китаянки кормили наших солдат горячими пельменями. Солдаты спускались за ними с насыпи и с полными котелками рассаживались на рельсах. Китаянки уже налегке тоже поднимались на насыпь посидеть на рельсах, но у них были маленькие неустойчивые ноги (дань моде, начиная с династии Мин), и если дул ветер, китаянки падали на бок и кубарем катились вниз. Солдаты ели пельмени и смеялись. Этот момент короткого веселья из тяжелой солдатской жизни моего прадеда трогал меня до глубины души. Свои чувства к нему я отдала одной из героинь моей повести «Барабанщики из Поднебесной», которая, подъезжая к Харбину, вспоминает этот эпизод, единственный известный ей из жизни её предка, и мысленно обращается к нему: «Прадедушка мой, миленький, Варфоломей наш, ты строил здесь эту дорогу, сидел на рельсах, ел пельмени, смеялся…»

Кроме мирных работ, рекруты несли военную службу, а закончив её, получали чин унтер-офицера и 2 тысячи серебром на обзаведение хозяйством. В 1909-м году этот закон отменили. В Армию стали брать только на 3 года. Но в XIX-м веке Варфоломей Рослов вернулся на родину в новом мундире унтер-офицера и с деньгами. Ему было уже за сорок. Тянуть с созданием семьи он не хотел. Бывшая его невеста за время его службы умерла. Он посватался к её младшей, но уже не молоденькой сестре Ирине, получил согласие и уехал в Валдай готовить семейное гнездо. Через Валдай от Старой Руссы до Николаевской железной дороги проходила однопутная рельсовая ветка, полностью разрушенная в годы Великой Отечественной войны. Но во время приезда Варфоломея она была только что проложена. Варфоломей, быстрый в решениях, устроился на вокзале унтер-офицером, приобрёл неподалёку от станции этаж каменного дома, рядом с ним купил чайную, женился и начал семейную жизнь.

Валдай – родина церковных колоколов, знаменитых Валдайских колокольчиков (дар Валдая), звеневших на дорогах России, и ещё родина обыкновенных баранок, которые подавались в чайной Варфоломея и Ирины Рословых. Дома Рословы иногда ели горячие баранки с мёдом. Дедушка вспоминал, что в таких случаях отец весело произносил за столом поговорку: «Хвалила себя калина: я с мёдом хороша, а мёд говорил, но я без тебя ещё лучше!» Мёд Варфоломей не любил и произносил ещё поговорку: «Мёд, мёд раз в год, да и то надоест». Он любил овсяную кашу. А когда в пост подавался овсяный кисель, он, подражая местному дьякону, протяжно пел известное из азбуки стихотворение Жуковского: «Дети, овсяный кисель на столе, читайте молитву. Смирно сидеть, не марать рукавами и к горшку не соваться».

У Варфоломея и Ирины было пятеро детей. Григорий – мой дедушка, и ещё Лидия, Клавдия, Лев и Савелий (Лёвка и Савка – так называл братьев в своих рассказах дедушка). Вот одно из его воспоминаний о брате. Однажды какой-то учитель объявил детям, что завра у него день ангела, и просил передать это родителям. Савка передать забыл. Утром в начале урока все ученики по очереди понесли учителю подарки. У Савки подарка не было. Он решил отдать свой баранок, но пока шёл к столу, подумал, что ему ничего не останется есть в перемену, поэтому отломил половину баранка и положил перед именинником. Потом мать приходила извиняться за сына и сделала учителю более существенный подарок.

Григорий Рослов г. Валдай, 20-е годы

О матери Ирине Рословой дедушка говорил тепло, как и об отце. Она носила маленькие шляпки с сеточкой, модно одевала дочерей, вела себя с достоинством, была грамотной, всегда смеялась над солдатскими шутками отца и следила за уроками детей. “Я учиться хотел на железнодорожника! – рассказывал дедушка, – Отец за руку водил меня на станцию. Мы вместе смотрели паровозы. Мне от них глаз было не оторвать. Свистнут, пар пустят, закрутят, как членистоногие кузнечики, колёса, запыхтят и покатятся. Отец тоже любил на них смотреть”.