Владимир Гурко - Царь и царица

– Да так говорят…

Мы стали разъяснять Крымову и указывать, что многое в его словах преувеличено, извращено и передано в искаженном виде. Наш приятель стал задумываться, меньше возражал и в конце концов сказал: “Где все это знать у нас в Карпатах…”.

Генерал Крымов был человек горячий, неглупый, безусловно порядочный, но увлекающийся.

– А в Ставке часто бывал Распутин? – спросил он меня.

– Да он никогда там не бывал. Все это ложь и клевета.

– А мы на фронте слышали, что он был там вместе с царицей. Как это досадно, что подобные сплетни достигают позиций и тревожат войска, – сказал уже смущенно Крымов.

Крымов передал нам, что у них ходит слух о сепаратном мире и о том, что есть сношения между Царским [Селом] и Вильгельмом. Говорил он уже как о явных баснях, но вносящих сомнения, смуту.

Грустно было слушать подобные толки и сознавать силу подобной интриги, начавшей доходить из столиц до армии и подтачивающей доверие к ее Верховному Вождю» {99} 99 Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России. Записки-дневники // Русская летопись. Кн. 3. Париж, 1922. C. 16–17. .

Насколько глубоко мысль о предательстве запала в среду военных, говорят строки из дневника генерала В.И. Селивачева:

«Вчера одна сестра милосердия сообщила, что есть слух, будто из Царскосельского дворца от Государыни шел кабель для разговора с Берлином, по которому Вильгельм узнавал все наши тайны. Страшно подумать о том, что это может быть правда – ведь какими жертвами платит народ за подобное предательство!»

Популярный в России генерал А.А. Брусилов позднее признавался: «Доходили до меня сведения, что задумывается дворцовый переворот, что предполагают провозгласить наследника Алексея Николаевича императором при регентстве великого князя Михаила Александровича, а по другой версии – Николая Николаевича, но все это были темные слухи, не имевшие ничего достоверного. Я не верил этим слухам потому, что главная роль была предназначена Алексееву, который якобы согласился арестовать Николая II и Александру Федоровну; зная свойства характера Алексеева, я был убежден, что он это не выполнит» {100} 100 Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 205. .

Словам демократически настроенного генерала А.А. Брусилова как бы вторил монархист царедворец П.Г. Курлов: «Потерявшее голову великосветское общество, в особенности после убийства Распутина и связанных с ним последующих высылок великих князей Дмитрия Павловича и Николая Михайловича, громко говорило о необходимости дворцового переворота. Эта мысль встречала сочувствие среди некоторых членов царствовавшего дома, причем указывалось на великого князя Михаила Александровича, как на будущего императора, хотя он, искренно любивший своего брата и его семью, стоял вне каких-либо политических групп. Все это завершилось чисто революционными выступлениями в Государственной Думе, направляемыми членами Прогрессивного блока» {101} 101 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1992. С. 237. .

Однако не все было однозначно в лагере страждущих демократических перемен. Если верить утверждениям члена Государственного Совета Владимира Гурко, то князь Г.Е. Львов и М.В. Челноков присутствовали на заседании «Прогрессивного блока» в Петрограде в январе 1917 г. и выразили мнение, что «Россия не может победить при существующем режиме и что ее единственное спасение в революции. Это мнение не встретило сочувствия: петроградские члены Прогрессивного блока открыто заявили, что пойти на революцию во время войны – значит стать изменником родины» {102} 102 Катков Г.М. Февральская революция. М., 1997. С. 30. .

Этот спектр точек зрения на ситуацию нам можно дополнить выяснением позиций демократов и социалистов, о чем позднее писал комиссар Временного правительства Б.В. Станкевич: «Какого-нибудь участия в заговорщических кружках того времени я не принимал. Лишь в конце января месяца (1917 года. – В.Х.) мне пришлось в очень интимном кружке встретиться с Керенским. Речь шла о возможностях дворцового переворота. К возможностям народного наступления все относились определенно отрицательно, боясь, что, раз вызванное, народное массовое движение может попасть в крайне левые русла и это создаст чрезвычайные трудности в ведении войны. Даже вопрос о переходе к конституционному режиму вызывал серьезные опасения и убеждение, что новой власти нельзя будет обойтись без суровых мер для поддержания порядка и недопущения пораженческой пропаганды. Но это не поколебало общей решимости покончить с безобразиями придворных кругов и низвергнуть Николая. В качестве кандидатов на престол назывались различные имена, но наибольшее единодушие вызывало имя Михаила Александровича, как единственного кандидата, обеспечивающего конституционность правления» {103} 103 Станкевич В.Б. Воспоминания 1914–1919. М., 1994. С. 31. .

В то же самое время лидер «Прогрессивного блока» и партии кадетов П.Н. Милюков вместе со своими сторонниками, строили далеко идущие политические планы: «Во всяком случае, мысль о дворцовом перевороте выдвигалась теперь на первый план; с нею приходилось считаться в первую очередь. И в среде членов блока вопрос был поставлен на обсуждение. Всем было ясно, что устраивать этот переворот – не дело Государственной Думы. Но было крайне важно определить роль Государственной Думы, если переворот будет устроен. Блок исходил из предположения, что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен от престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство до его совершеннолетия – великому князю Михаилу Александровичу. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю. Разговоры на эти темы, конечно, происходили в эти дни и помимо блока. Не помню, к сожалению, в какой именно день мы были через М.М. Федорова приглашены принять участие в совещании, устроенном в помещении Военно-промышленного комитета. Помню только, что мы пришли туда уже с готовым решением, и, после обмена мнений, наше предложение было принято. Гучков присутствовал при обсуждении, но таинственно молчал, и это молчание принималось за доказательство его участия в предстоящем перевороте. Говорилось в частном порядке, что судьба императора и императрицы остается при этом нерешенной – вплоть до вмешательства «лейб-кампанцев», как это было в XVIII веке; что у Гучкова есть связи с офицерами гвардейских полков, расквартированных в столице, и т. д. Мы ушли, во всяком случае, без полной уверенности, что переворот состоится, но с твердым решением, в случае если он состоится, взять на себя устройство перехода власти к наследнику и к регенту. Будет ли это достигнуто решением всей Думы или от ее имени или как-нибудь иначе, оставалось, конечно, открытым вопросом, так как самое существование Думы и наличность ее сессии в момент переворота не могли быть заранее известны. Мы, как бы то ни было, были уверены после совещания в помещении Военно-промышленного комитета, что наше решение встретит поддержку общественных внедумских кругов» {104} 104 Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 244. .