Г. Цурикова - Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Достигнуть того, чтобы религиозный мир стал явной «действительностью», достигнуть состояния «религиозного опыта», – это дело уже немалого подвига; и мы стремимся к «религиозному опыту», полагаем в этом бодрящую цель Жизни. Вера, что, когда я упал в самый сильный, по-видимому, момент моего религиозного подъема, в этом виновато собственное мое мечтательное соединение с религиозным миром; но что с большим проникновением в глубине моего духа в дух исторически открывшейся Божественной Жизни, с сближением с настоящей «действительностью» религиозного мира, я буду силен им, опытно познанным «победителем ада и смерти», против «мира», – эта вера побуждает нас добро встать каждый раз, как упадем, – чтобы идти далее и с нею, благословясь, дерзая и оставляя за спиной бремя греха, вступаем в страшное общение с Божественным путем, Истиной и Жизнью.

Написал это во исповедание, почему я считаю не прелестью, когда и после ужасающей греховности я чувствую, что внутренний помысл оправдывает дерзновенное следование далее к Богу; и почему я, не оставляя постоянной и единственной надежды на милосердие Божие, несу греховное бремя, хотя бы оно и снова наростало, все-таки в Храм Божий, ища там спасения, – а не предпочитаю пока удалиться от Храма; знаю, что вне Храма Божия я никогда не побежду вечно уничтожающий меня грех и мир.

2 апреля. И. М.

Святое настроение, навеваемое часто службами, долгим стоянием и утомлением, не есть еще надежный оплот для души. Оно зачастую может быть мечтательним. Истинная и прочная святость духа лишь там, где она достигнута реальной и горячей борьбой с реальным и «действительным» грехом; ибо лишь там душа прикасается «действительной» жизни духа, лишь там начинается реальность духовной жизни, настоящий религиозный опит. Святость преподобных отцов и подвижников потому, конечно, была прочной и непреложной, что для их духовного зрения постоянно был ясен и «реален» грех мира, и поэтому их дух постоянно реально жил победой над ним. Истинный подвижник духа несет свой подвиг и утомление плоти не для того, чтобы в утомлении и достигаемом в нем блаженном безразличии утопить душевную скорбь и борьбу (так думают многие «самочинные» подвижники и «буддисты» из светских людей); его подвиг, бдение и стояние с начала и до конца исполнены бодрой, бдительной, неослабевающей и настоящей и постоянной борьбы с грехом в глубочайших изгибах и углах душевной жизни, постоянного бдительного духовного зрения. Иначе ведь подвиг ведет только к прелести.

Николин день

Божественная жизнь есть то, что мы желаем; это первый и несомненный ее признак, постоянно поддерживаемый Св. Писанием и Преданием. ‹…› Но она есть, во-вторых, и объективный факт, облагающий субъективное течение жизни. Конфомент в одном и том же предмете желательности и, в то же время, силы фактического обличителя, – есть, впрочем, характерное существо всякой «нравственной ценности».

12 мая. Петербург

Мне необходимо отсюда (из Петербурга) уехать потому, что здесь я потерял душевный мир и здесь же очень быстро расстраивается то, что умирилось в отсутствии опыта. Очевидно, здешняя обстановка губительно действует на меня, и дело рассудительности и нравственного долга перед собой – бежать отсюда.

19 мая

Путь домостроительства доселе был таков, что желание людей все утончалось и долгим историческим путем из национального стремления перешло в стремление нравственной человеческой личности. Это явно при чтении Ветхого Завета, по сравнению, как идеалы его, идеалы изведения Израиля в землю свою, мало-помалу обратились в идеалы воскресения нравственной личности (Ср. Ис. 37, 11–14). Желание, оставаясь в своей напряженности, уяснялось и углублялось до последних нравственных оснований. Первоначально, в глубине Ветхого Завета, оно всегда «естественно» и «понятно» для нас; затем на этой «естественной» почве возрастает «преестественное» стремление к Божией Жизни нравственной личности. (Так и всякая примитивная «социальная» этика, если останется честной и чуждой партийной настойчивости, придет непременно к чистой «опытной» этике индивидуальности.)

21 мая. СПБ. Невская Лавра. Литургия

Если бы религиозное знание развивалось целиком умозрительно и a priori, оно было бы постоянным стремлением к жизнесохранению, являлось бы компенсирующей деятельностью относительно «опыта» и «жизнеразностей», ставимых жизнью. На самом деле оно развивается в виде совершенно своеобразного порядка фактов, в виде специальных «апостериорных» законов, задающих новые задания для мысли, и потому-то мы говорим, что религиозное знание развивается, – как и всякое знание, – «на основании опыта»: в основе его есть специальный религиозный опыт.

Когда святоотеческая христианская мудрость говорит, что следует «презирати дольняя, яко да горними обогатимся; презирати мимотекущая, яко да вечная приимем», – это кажется иногда как будто советом о выгоде (научением, как таким советом о выгоде, является вся стоическая этика и все «отрицание жизни» буддизма). Хотя с христианской мудростью отнюдь не уничтожается, конечно, естественное стремление к выгоде («приобретайте друзей богатством неправды»), но это все основывается на положительном содержании, каким является наполнено для христианина «горнее» и «вечное».

23 мая

А. Л., у вас все есть и всего много; а у меня вы хотите отнять последнее, что есть у меня, «единственную мою овцу» – нравственную и физическую свободу, которая создавалась для меня с таким трудом и так дорого. И для этого вы вооружаетесь на меня всеми моими врагами, всеми врагами моей жизни и нравственной свободы, – кончая моими рыбинскими родными.

3 октября

Мы замечаем с удивлением, как самые «ничтожные» факты обыденности подчас заставляют нас «вдруг» забыть по-видимому установившееся высшее идейное течение жизни. Но затем, когда в «спокойный» момент мы опять входим в прерванное «высшее идейное течение», некоторая внимательность дает видеть, что и тут мы лишь в зависимости от столь же «ничтожных» фактов обыденности, от «более спокойного течения» этой же обыденности. И там, и тут мы в зависимости, и именно от непрерывающегося, единого русла физиологической жизни.

О, подлая твоя чувствительность, твоя «сердечность» и нежность, которых прилив ты испытываешь около хорошенькой девушки! Чувствительность и нежность, – после той грубой и отвратительной жестокости, которую ты проявил над беззащитной, преданной тебе в руки, старой и любящей тебя собакой в лесу!.. Да, подлая, скверная, чувственно-слащавая, чувственно-плотоядная – твоя чувствительность и «сердечность»!.. Хорошо, что эта девушка сразу, по инстинкту, смотрит на тебя подозрительно, с тревогой…