Миша Бастер - Хардкор

Это еще ерунда! Когда вышел легендарный список запрещенных в СССР групп, туда попали не только группы, но и названия альбомов и даже позывные – как «Рыба», гитарист «Кино». Этим списком комсюки себя приговорили и вошли в историю полными идиотами.

М. Б.Так, с фашистами все понятно, а как объяснить людям про мрачную эстетику и псевдосатанизм?

С. О.По большому счету – так же. Никому в голову не приходило, что Советский Союз- страна безбожников, где атеизм культивировался, а религии находились под прессом так же, как и неформалы. Был такой человек Электроник: Слава Электроник с белыми кудряшками, как у персонажа из фильма; он ходил на толпу с огромной немецкой овчаркой, у которой на шее висел перевернутый крест. Slayer, не меньше. Все, опять же, через эстетику моды и тяге к асоциальному поведению. Фашисты, сатанисты, ироды и так далее…

Все атрибуты перекочевали со страниц журналов; никто не втыкался, почему кресты перевернуты, зато перевернутые звезды ассоциировались с крушением «совка». Вот человек на фотографии: ага, хочу также. Поведение радикальное, значит, атрибутика должна быть ужасающей. Возможно, потом, когда появились первые секты, многие бывшие хиппи повелись на эту дурь. Ганс по совету какой-то девушки пил свекольный сок. А когда начался металл, все быстро пресеклось. Ходил в шинели без регалий, на спине которой была надпись DP. Но при этом именно Сергей сделал для тусовки больше, чем сами металлисты. Он помогал выбирать места для «куч» и вообще вел активную жизнь и был коммуникатором. Гансов было много, но Сергей Ганс, он же Аэропортовский, был всем гансам Ганс. И после шинельки пошли уже кожзамовские курточки с множеством молний на груди, рукавах и спине. Были они разноцветными, иногда даже кожаными – и было на них аж сорок восемь молний. Миша Ложкин, будучи еще брейкером на Арбате, отоварился именно такой. Куртка была прямой, но на пенсионного возраста старушек такая куртка наводила ужас похлеще, чем косая. Причем нужно отметить, что даже в лютые морозы люди держали фасон, в этих курточках и маечках. Возможно, в своих старческих фантазиях бабушки так и представляли себе Апокалипсис.

Ладно сатанисты, а что было с гомосеками, которые примазались к движухе, и в какой-то момент кожаные куртки ассоциировались исключительно с гей-культурой? Тот же Эдик Ратников, будучи в Германии, пошел в бар за сигаретами и с удивлением обнаружил, что в гей-клубе (а это по случаю оказался именно гей-клуб) он был принят за своего и быстро ретировался… У него тоже была кожаная куртка и кожаная восьмиклинка с цепочкой.

Да, надо было смотреть внимательнее зарубежные фильмы, где неформалы уже подавались как приверженцы гей-культуры. Тот же Mad Max 2, рассмотренный более внимательно на хороших копиях в девяностые, сильно расстроил местных панков. А металлистов стебанули в «Полицейской академии», где бар «Голубая устрица» был наполнен женоподобными качками в кожах и фуражках. Но то была комедия. Да, на задворках памяти этот фильм отложился. Металлисты там были знатные. А советские подростки тогда во все это не врубались. Гомосеки были в глубоком андеграунде и косили под инженеров и студентов. Когда чувак с трапецией в плечах, затянутый в кожу и со всякими там средневековыми фигнями – конечно, это выглядит мужественно. А педам только этого и надо; позже эта тема хорошо поперла за границей, но не у нас.

В тот же период начался милицейский прессинг на филофонистов. Милиционеры уже заранее устраивали засады, и я выступил инициатором перемещения тусовок. Мы с Гансом ездили по Павелецкой дороге, выискивая места, где все это можно разместить и, что самое важное, быстро свалить. Самое дальнее расстояние, где приходилось собираться, было на пятьдесят четвертом километре. Если менты узнавали и делали засады, места дислокации тут же менялись; при этом все звонили мне и договаривались о новом месте. Я понимал, что если толпу закроют совсем (а цели у ментов были именно такие), то закроется целый пласт общения.

Иногда собиралась толпа, и место назначения менялось прямо на месте. Засады не успевали сворачиваться и разворачиваться. Самая же крутая облава была в Новоподрезково. Милиция нагнала десятки автобусов, леса прочесывал батальон с собаками. Прямо как в кино про эсэсовские зачистки. Бедные филофонисты сползали по насыпям, теряя пластинки и вещи, менты бегут, собаки лают. Металлисты скрывались по поселкам, стучали в двери:

«Бабушка, приюти!» «Кто?» «Партизаны»… Люди запирались в деревянных туалетах, залезали в подпол, откуда их выковыривали. Милиционерам не хватало шмайссеров, немецкой формы и «Альпийской баллады» как фона к событиям. Лично мне было чего бояться. Тогда пионеры носились по толпе с мешком моих патронташей. Я распихал напульсники по носкам, а мой товарищ купил себе кроссовки за двести двадцать рублей.

Кстати, кроссовки. Это неотъемлемый атрибут стиля. Как только Удо вышел в дудочках и белых кроссовках – мода была застолблена. Длинный хаер и кроссовки сорок пятого размера. О «казаках», конечно же, мечтали, но не было их тогда. А винтилово было жуткое. Тысячи дружинников с повязками прочесывали леса за отгулы на заводах и училищах. Мне так кажется, что это была самая масштабная облава за всю историю Союза. Причем тогда уже толпа превратилась в разгуляй-малину. Приезжали шашлычники, привозились ящики водки, но прессинг был не из-за наживы, а именно по идеологическим причинам. Настолько явно эта толпа становилась предтечей рынка, настолько разных людей она уже объединяла, что государству уже не оставалось ничего иного как либо пресекать, либо разрешать предпринимательство. Люди, начхав на законы, демонстративно вели несоветский образ жизни, покупали и продавали дефицитные товары по рыночной цене. Рынок налаживался сам. Люди, купившие свежий пласт Motorhead, на радостях проставлялись, покупая на месте алкоголь. Все структуризировалось на месте за считанные секунды. На толпе присутствовало по четыре (!) кружка «кручу-верчу» за одну «толпу». Батарейки шли нарасхват. Представляешь, как это налаживалось! Кто-то, не имея возможности заниматься пластами, прикидывал: «Так, сейчас они на радостях нажрутся и будут на полную громкость свою лабуду гонять. Батарейки сядут, а тут я им батареечки семнадцатикопеечные продам уже по тридцать…»

И вот так постепенно простой обмен пластами превращался в самодостаточный рынок, задолго до начала перестройки. Все было нужно, и нужно немедленно. И вот поэтому, за неимением муляжей, в ход шли настоящие боевые патроны. Я тогда чуть не поседел, когда на двадцатом протоколе следователь достал мешок из-под школьной обуви. А там было восемь столов и восемь следаков, потому что народищу было принято немеряно. Я тогда проходил с кожаными джинсами, в смысле из кожзама. Следователь тогда с трудом подавляя зависть на лице, спросил: «Кожаные?» «Не, из заменителя. Жене купил». Причем видно было, что бытовой интерес превышал служебный долг. Я, конечно же, занизив сумму в два раза, чтоб не превышало сумму зарплаты, ответил, что двести – хотя на самом деле было четыреста. И вот смотрю, товарища моего уже пытают, потому что нашли патрон и мешок с патронташем. А на мешке от сменной обуви чего-то написано, типа ученик Алешин или что-то такое. И же пробивают насчет оружия, золота, наркотиков. Это были вилы выкидные.