Всеволод Овчинников - Другая сторона света (сборник)

И вот однажды узнал в вечерних теленовостях: американская атомная подводная лодка «Морской дракон» утром зайдет в порт Сасебо на юге Японии, близ Нагасаки. Надо признать, Пентагон всех перехитрил. В Сасебо нет боевитых профсоюзов, как на побережье Токийского залива. А жители этого небольшого городка прямо или косвенно обслуживают американскую военно-морскую базу. Так что желающих участвовать в демонстрациях протеста там гораздо меньше, чем в Йокосуке.

Поздно вечером, не сказав никому ни слова, я взял в кассе на станции метро авиабилет на первый утренний самолет до Нагасаки. Однако в пункте назначения меня уже ожидал «хвост». Как видно, компьютер засек мое неяпонское имя и просигнализировал кому надо.

Обычно японские спецслужбы меня не «пасли», а вели наружное наблюдение только во время моих поездок по стране. Они хорошо знали, «кто есть кто» среди моих коллег. Ведь корреспондент «Правды» мог тратить на представительские цели 100 долларов в год, а корреспондент «Нового времени» – 1000 долларов в месяц; сделать выводы было не трудно.

В целом мои отношения с контрразведчиками были корректными. У меня не было нужды от них отрываться. А они не пытались делать компрометирующие снимки «человека, похожего на корреспондента «Правды». Хотя поводы для этого порой бывали. Это не исключало попыток при необходимости вставлять мне палки в колеса. Так было и на сей раз.

Я взял такси от Нагасаки до Сасебо. Однако при въезде в город нас остановил полицейский патруль. Водителя обвинили в нарушении правил, полтора часа оформляли какие-то протоколы. Все это было инсценировано, чтобы к заходу атомной субмарины в порт советский журналист опоздал. Но я присутствовал на митинге протеста, который вскоре состоялся перед штабом базы, написал репортаж с места события.

Осталось передать текст в газету. Редакция ежедневно вызывала меня в три часа дня по-местному. Требовалось срочно сообщить на токийскую телефонную станцию мой номер в Сасебо и перевести туда вызов. Центр города был оцеплен, добраться до какой-нибудь гостиницы и снять там комнату не было времени.

Поэтому я рискнул зайти в американский офицерский клуб напротив главных ворот базы. Расчет на чувство солидарности с иностранцем, оказавшимся среди азиатов, оправдался. Я приветственно махнул рукой часовому, он – мне.

Уверенной походкой Штирлица прошел в бар. Заказал у негра за стойкой пива, узнал у него номер здешнего телефона и по-японски попросил знакомого клерка на токийском телефонном узле перевести вызов из моей газеты на американский офицерский клуб в Сасебо. Через несколько минут телефон зазвонил, и я услышал в трубке голос правдинской стенографистки:

– Передавать будете?

Начал диктовать текст, естественно, по-русски. Американские офицеры за соседними столиками стали недоуменно переглядываться. Засветился я, когда передавал по буквам название порта: «Сергей – Анна – Сергей – Елена – Борис – Ольга» (слишком много русских имен подряд). Вокруг меня началось какое-то движение. Появился вахтенный офицер в сопровождении двух морских пехотинцев. К счастью, связь не прервали, дали договорить и попросили документы. Я предъявил карточку международного пресс-клуба и поблагодарил за телефон.

– Москва, «Правда», – громко прочитал офицер. – Стало быть, приехали афишировать антиамериканские демонстрации? А вы написали о тех жителях, которые приветствовали заход «Морского дракона»? (Тут лейтенант был прав. Я действительно не упомянул о местных проститутках и хозяевах питейных заведений, вышедших на причал с плакатом «Добро пожаловать!».) Ну что ж, вам, наверное, пора присоединиться к вашим единомышленникам!

Рослые морские пехотинцы взяли меня под локти и вежливо, но напористо вытолкнули из дверей американского офицерского клуба. И тут я оказался лицом к лицу с шеренгами возбужденных демонстрантов. Их кулаки тянулись прямо к моему носу, а от адресованных мне возгласов: «Янки, убирайтесь домой!» – пробирала дрожь. В меня бросали перезрелые помидоры (гнилых в Японии, как видно, не нашлось). А когда рабочих сменили студенты, из колонны полетели банки от пива и, что гораздо хуже, бутылки от пепси-колы.

К счастью, меня спас полицейский патруль. Разрешил укрыться в фургоне для арестованных. «Куда смотрит ваш профсоюз? – укоризненно говорил сержант. – Работать в горячей точке без каски – значит нарушать технику безопасности. Видите? Тут все в касках – и мы, и демонстранты, и журналисты». (Представил себя входящим в американский офицерский клуб в каске, на которой красуется логотип «Правды» с тремя ее орденами.)

Между тем коллега из «Известий», остававшийся дома у телевизора, без хлопот написал материал с почти таким же эффектом присутствия, как у меня. Но, как говорится, то – да не то. Ни с чем не сравнишь чувство радости, которое испытывает журналист, сумевший попасть в эпицентр событий и преодолеть препятствия «ради нескольких строчек в газете».

Провел целый день рядом с «катана-кадзи» – мастером ковать клинки для самурайских мечей. И словно прикоснулся к чуду, стал свидетелем священного ритуала.

Кузнец-оружейник работает с тремя молотобойцами. Клинок формируется из множества прослоек металла с разным содержанием углерода. Это похоже на слоеное тесто. В результате проковки, складывания и новой проковки образуется брус с чередованием низкоуглеродистой и высокоуглеродистой стали. Затем наступает черед закалки – многократного нагревания и охлаждения клинка.

Ковка меча напоминает религиозный ритуал не только потому, что с ней связано множество секретов мастерства. С XII века, с так называемой эпохи Камакура, в японском обществе сложился культ меча. Он был для воина не только личным оружием, символом его отваги, его чести. Меч олицетворял принадлежность человека к высшему кругу общества – к сословию самураев.

Меч и искусство владения им легли в основу самурайского кодекса чести «бусидо» («путь воина»). Именно меч подарил бог грома своей сестре – богине солнца Аматерасу, а она вручила его внуку, которого отправила властвовать на землю. Так что меч – это и воплощение самурайского духа, и религиозная святыня, символ императорской династии.

Принято считать, что ее мифический основатель – император Дзимму вступил на престол 11 февраля 660 года до нашей эры. Именно он определил божественное предназначение Страны восходящего солнца – «собрать восемь углов мира под одной крышей». В 1940 году правители Японии шумно отметили «2600-летие восшествия Дзимму на престол». И тогда же подписали «тройственный пакт» с Гитлером и Муссолини.

Девиз мифического императора был возведен в ранг государственной политики, стал идеологической основой агрессии против соседних народов. За шовинистический угар, за попытки мечом «собрать восемь углов мира под одной крышей» пришлось расплачиваться дорогой ценой.