Всеволод Овчинников - Другая сторона света (сборник)

В феврале, когда россияне отмечают День защитника Отечества, в Стране восходящего солнца из года в год вспыхивают споры: следует ли отмечать 11 февраля как государственный праздник? После капитуляции Японии американские оккупационные власти запретили ковку клинков, а также фехтование, поскольку культ меча отождествлялся с милитаристской идеологией. Однако с 1967 года этот запрет снят, 11 февраля вновь именуется в календаре «Днем основания государства».

Поражение Японии во Второй мировой войне – первое в ее истории – породило в Стране восходящего солнца мощную волну пацифизма. Ею воспользовались в своих целях американские оккупационные власти.

Японцы моего поколения помнят популярный политический анекдот 40-х годов: «Вы читали нашу послевоенную конституцию?» – «А разве она уже переведена на японский язык?» Под диктовку Вашингтона Токио включил в основной закон страны статью девятую, которая гласит: «Япония навечно отказывается от войны как суверенного права нации и не станет впредь создавать какие либо вооруженные силы, будь то армия, флот или авиация».

Через несколько лет американцы почувствовали, что перестарались с демилитаризацией поверженного противника. Япония стала для них ближним тылом в вооруженных конфликтах, которые вспыхнули в Корее, во Вьетнаме, а в глобальной «холодной войне» обрела роль «непотопляемого авианосца» у берегов СССР и КНР.

Пришлось искать обходные пути для перевооружения государства, которому сами же отказали в праве вооружаться. Японцам, дескать, приходится жить как бы на спине дракона. Страна вулканов, землетрясений, тайфунов и цунами не может, мол, обойтись без военизированной структуры, способной оказывать экстренную помощь населению в случае стихийных бедствий.

Так вопреки ныне действующей конституции в Японии были созданы «силы самообороны» – небольшой по численности, но прекрасно обученный и оснащенный костяк современной армии, авиации и флота (150 тысяч военнослужащих, 480 боевых самолетов, 140 военных кораблей). Токио поклялся, что не будет тратить на них больше 1 процента валового внутреннего продукта. Но при ВВП в 4,5 триллиона долларов даже такая доля образует четвертый по величине военный бюджет в мире.

Общественность успокаивали, что «силы самообороны» оснащены только оборонительным оружием, что они вправе действовать лишь на земле, в территориальных водах и воздушном пространстве Японии и не предназначены для отправки за рубеж. Раз, мол, в стране нет всеобщей воинской обязанности, нет даже министерства обороны, о какой ремилитаризации можно говорить?

Однако миролюбивые силы приводили в ответ японскую пословицу: «Сколько ни тверди, что головастик совсем не похож на лягушку, из него все равно вырастет лягушка!»

Японский пацифизм родился в стране Хиросимы и Нагасаки. Его сердцевиной была «ядерная аллергия» – обостренное отрицание всего, что связано с атомным оружием.

И все же ставить вопрос об отмене девятой статьи конституции, о полной легализации вооруженных сил и оснащении их оружием массового поражения в Токио до сих пор считают самоубийственным для политика. Это, впрочем, не исключает обходных путей: «нельзя отменять, но можно игнорировать».

Разве, мол, народ не хочет, чтобы Страна восходящего солнца играла в мировой политике роль, адекватную ее экономическому потенциалу, чтобы она стала постоянным членом Совета безопасности? Но, чтобы участвовать в миротворческих операциях ООН, она должна посылать своих военнослужащих за пределы страны. А это завершающий шаг к тому, чтобы вооруженные силы обрели легитимный характер.

Словом, под голубым флагом ООН японские «силы самообороны» не только выходят на мировую арену, но и впервые обретают законный статус у себя на родине. Верна народная пословица: «Сколько ни тверди, что головастик совсем не похож на лягушку, из него все равно вырастет лягушка».

Самурайский кодекс чести, сложившийся в средневековой Японии, внедрялся в быт народа буквально острием меча. Воин мог лично казнить любого простолюдина, обвиненного им в непочтительности. Существовал старинный обряд «танесигири». Культ меча предписывал, что новый клинок желательно опробовать на человеческом теле. Старинные гравюры свидетельствуют, что жертвами этого оказывались бродяги, спавшие на улице, или крестьяне, возвращавшиеся с полей.

Зловещая сущность обряда «танесигири» обретает в наши дни актуальное политическое звучание. Судя по всему, у Токио возникает соблазн опробовать на деле военный потенциал, воссозданный в обход конституции. И тут уместно вспомнить еще одну японскую пословицу: «Человеку с молотком в руке всегда хочется ударить по любому торчащему гвоздю».

Я стою в мемориальном парке на полуострове Сацума в южной префектуре Кагосима. Он называется музей памяти Токко. Это слово некогда служило кодовым названием Особого ударного отряда Божественного ветра – авиачасти, состоявшей из пилотов-смертников.

Вокруг – холмы с бамбуковыми рощами, чайные плантации, уступчатая мозаика рисовых полей. А сам мемориал – это японский вишневый сад, где сейчас, как и весной 1945 года, буйно цветет сакура. Считается, что этот национальный цветок символизирует душу воина. Лепестки сакуры опадают совсем свежими, не желая поступаться своей красотой – как и самурай, который смолоду готов отдать жизнь ради долга.

Когда-то именно здесь, на полуострове Сацума, по инициативе вице-адмирала Ониси был создан Особый ударный отряд Божественного ветра. Это название воплощало собой историческую параллель.

В середине тринадцатого века монгольский правитель Китая – Хубилай предпринял попытку захватить Японию. Он повелел поставить поперек пролива десять тысяч судов, соединить их настилом и пустить по такому мосту монгольскую конницу. Однако сезон тайфунов, обычно начинающийся в сентябре, на сей раз разразился в июле и разметал корабли Хубилая. Это природное явление японцы назвали Божественным ветром (камикадзе).

В 1945 году после провала Тихоокеанского блицкрига Япония вторично в своей истории оказалась под угрозой иностранной интервенции. И вот тогда вице-адмирал Ониси предложил сделать воплощением Божественного ветра пилотов-смертников, которые направляли бы свои начиненные взрывчаткой самолеты на американские корабли.

Базу особого ударного отряда разместили на полуострове Сацума. Брали туда только добровольцев. Было много желающих из числа пилотов с боевым опытом. Но поскольку для подготовки летных кадров остро не хватало горючего, командование сделало ставку на молодежь.

Как известно, новичку за штурвалом легче всего взлететь и продолжать полет. Наибольшая часть времени обычно уходит на искусство совершать посадку. Однако курсантов приземляться не учили. Камикадзе отправлялся в свой первый и последний боевой вылет без парашюта. Причем, оторвавшись от земли, он не убирал, а отбрасывал шасси, чтобы потом их могли использовать другие. Так что ему оставалось только таранить противника.