Юрий Васильев - Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый

В 1920-е гг. появилось множество публикаций о махновщине, формировавших в общественном сознании устойчивый негативный образ крестьянского движения и его руководителя Нестора Махно. В литературе он изображался вожаком «анархо-кулацких банд», занимавшихся грабежами и насилием над мирным населением, олицетворялся проявлением политического и уголовного бандитизма. Махновское движение клеймилось как контрреволюционное и антисоветское наряду с антоновщиной и другими протестными крестьянскими явлениями на территории Советской России 25 25 См.: Волков С. Е. Банда Махно в Курской губернии. Курск, 1929; Герасименко Н. Батько Махно: Мемуары белогвардейца. М.; Л., 1929; Руднев В. В. Махновщина. Харьков, 1928; Горев Б. И. Анархизм в России (от Бакунина до Махно). М., 1930). . Однако в общем идеологизированном ряду были исключения. Так, В. А. Антонов-Овсеенко, большевик, активный участник Октябрьской революции (именно он командовал штурмом Зимнего дворца, арестовал членов Временного правительства) командующий Украинским фронтом, в своих мемуарах счел необходимым отметить неординарность личности и военного таланта Махно 26 26 См.: Антонов-Овсеенко В. А. Записки о Гражданской войне. Т. 1—4. М.; Л., 1930—1933. . Монография М. И. Кубанина «Махновщина», вышедшая в годы нэпа, содержала богатый и достоверный материал о причинах и масштабах махновского движения на Украине. Автор показал, что в основе повстанчества позднего периода было недовольство украинских крестьян «военно-коммунистической политикой» большевиков, а само махновское движение не было «кулацким», поскольку затронуло широкие массы крестьянства. По оценке автора, крестьянство стало объектом реквизиционной политики менявшихся властей, в том числе большевистских. Крестьянское сопротивление возникло как ответная мера, активистами в котором оказались «беднейшие слои», что придавало движению пролетарский характер. В этой борьбе участвовали разные слои крестьянства, а ударной силой было среднее крестьянство, то есть крестьянское большинство. Характерной чертой махновщины, подмеченной М. Кубаниным, были тесная связь махновского района с Россией и русскими, а также отсутствие в данном районе антисемитизма 27 27 См.: Кубанин М. Махновщина. Крестьянское движение в Степной Украине в годы гражданской войны. Л., 1927. .

В своих публикациях, изданных в эмиграции, Н. Махно опровергал обвинения большевиков в контрреволюционности, национализме и антисемитизме. Он утверждал тезис о служении революции, осуществлении идеи самоуправления народа, защите крестьянских интересов 28 28 См.: Махно Н. И. Русская революция на Украине (от марта 1917 г. по апрель 1918 г.). Кн. 1. Париж, 1929; Его же. Махновщина и ее вчерашние союзники – большевики: Ответ на книгу М. Кубанина «Махновщина». Париж, 1928. . Защитником махновского движения выступал его активный участник П. А. Аршинов (Марин), опубликовавший в эмиграции ряд публикаций. Однако бывший идейный наставник Махно явно идеализировал махновское движение и преувеличивал влияние на него со стороны анархизма 29 29 См.: Аршинов П. История махновского движения (1918—1921). Берлин, 1923. Современное издание данной книги: Аршинов П. А. История махновского движения (1918—1921). Запорожье, 1995. .

Со второй половины 1920-х гг. в советской историографии наметилась тенденция идеологического контроля и цензуры за трактовкой периода Гражданской войны в удобном для большевистской власти русле.

В 1920-е гг. история крестьянского движения освещалась в эмигрантской литературе. Работы эмигрантских исследователей характеризовались видением событий Гражданской войны, отличным от советских трактовок, иной методологической основой и набором используемых исторических источников. Исследователи в эмиграции были ограничены в возможностях использования документального материала: в основном на основе воспоминаний и того, что было вывезено из страны, материалов из советской литературы. Многие работы подготовлены непосредственными очевидцами событий Гражданской войны – эмигрантами первой волны. Авторы трактовали события в Советской России с антикоммунистических, антисоветских позиций 30 30 См.: Крестьянская Россия. Вып. I—IX. Прага, 1922—1929; Рысс П. Русский опыт. Историко-психологический очерк русской революции. Париж, 1921. С. 250. . Эмигрантские исследователи находились в менее жестких идеологических рамках. Большинство из них, однако, не могли взглянуть на события периода Гражданской войны беспристрастно.

Среди эмигрантской литературы особняком выделялись публикации русского историка Г. П. Федотова. Его взгляд из Парижа на состояние крестьянства в Советской России отличался непредвзятостью и проницательностью исследователя. Григорий Петрович Федотов был сам непосредственным свидетелем и очевидцем социальных изменений в новой России: воспитанник историко-филологического факультета Петербургского университета, преподаватель кафедры средневековой истории, издатель, после заболевания сыпным тифом в 1920 г. уехал в Саратов, где работал на кафедре средних веков Саратовского университета до конца 1922 г. Он на собственном опыте познал жизнь в условиях политики военного коммунизма и начала нэпа в ключевых центрах страны – Петрограде и Поволжье, пережил голод 1921—1922 гг. В 1922 г. Федотов вернулся в Петроград, а в 1925 г. уехал за границу, волею судьбы избежав трагической участи своих товарищей по христианскому кружку. Публицистические работы русского историка, профессора Богословского института в Париже в эмигрантских журналах стали заметным явлением в среде Русского Зарубежья: он получил славу «первого публициста в эмиграции», «нового Герцена». В эмиграции Федотов был убежденным антибольшевиком, но его взгляды не совпадали ни с одной эмигрантской группировкой, отличаясь неким «советским» отпечатком, проявившимся в подходе к социально-политическим проблемам в большевистской России. Характерной является его статья «Новая Россия», опубликованная в эмигрантском журнале «Современные записки» в 1930 г., которая вошла в книгу Г. П. Федотова под примечательным названием « И есть, и будет (Размышления о России и революции). Париж, YMCA-PRESS, 1932 ». Федотов не идеализировал послереволюционное крестьянство: он подчеркивал, что «выкурив помещика, вооруженное винтовками и пулеметами, крестьянство одно время воображало, что оно с такой же легкостью может уничтожить и город, и государство. Прекратив уплату податей, уклоняясь от мобилизаций, оно с злорадством смотрело на толпы нищих мешочников, которые посылал к нему голодающий город… мужик вернулся к натуральному хозяйству, обеспечивающему его независимость от города… Это благополучие оказалось непрочным. Вооруженные отряды, отбиравшие „излишки“, декреты, приводившие к сокращению посевной площади, голод и людоедство в Поволжье и в Крыму – все это слишком памятно» 31 31 Федотов Г. П. Новая Россия // Федотов Г. П. Судьба и грехи России: В 2-х т. Т.1. СПб.: София, 1991. С. 197—198. .