Павел Кравченко - Куда уходят чувства

Второй занимательный случай произошел через несколько месяцев после моего приезда. Мне пришла посылка, в которой родители выслали теплые вещи (на следующий день мы должны были уезжать в колхоз). Я с курсантским билетом отправился получать посылку на почту. Приемщица мне вежливо ответила, что курсантский билет – это не документ и годится только паспорт. Я объяснил, что паспорт на время учебы забирается и вместо него выдается этот документ. Она категорически настаивала на строгом соблюдении правил выдачи посылок. Позвали начальника смены, но он также отказался выдать мне посылку. Тут я вспомнил слова отца и пошел искать милиционера. Подошел к первому попавшемуся человеку в форме (постовая служба), рассказал ему ситуацию с посылкой и попросил решить проблему (естественно, сделал все так, как мне говорил папа). Он долго не мог понять, при чем здесь он. Мои доводы относительно отца, работающего старшим следователем по особо важным делам Крымской области, он не воспринимал. Через десять минут я понял, что отцовский метод отца не всегда работает. Я отстал от постового. И вдруг я увидел своего командира, который поинтересовался, что я здесь делаю. Я объяснил ему ситуацию. Мы вместе поднялись на почту, и через некоторое время посылка была у меня в руках.

Таким я был в 16 лет.

Возвращаясь к событиям в Крыму, нужно отметить, что жизнь протекала в спокойном русле. В один прекрасный вечер товарищ моего друга, зайдя за мной, чтобы вместе пойти на дискотеку (я жил по дороге), познакомил меня с одной девушкой, которая приехала отдыхать из Москвы. Девушку звали Светланой, было ей четырнадцать лет. Вероятнее всего, это была любовь с первого взгляда. Она была настолько прекрасна, что не влюбиться в нее было невозможно. С этого вечера мы были всегда вместе. Как все подростки в этом возрасте, мы ссорились, выясняли отношения, пытались настоять на своем. Одним словом, познавали друг друга.

Через две недели она уехала с мамой в Москву, а я остался в Крыму догуливать свой долгий отпуск. Через некоторое время должен был приехать мой товарищ из Владивостока, с которым мы договорились пойти на 10 дней в скалы и жить в палатках. Купаться и заниматься спортом. В тот период я начал увлекаться восточными единоборствами. Хотели почувствовать себя монахами из Шаолиня. Живут мужики высоко в горах и только и делают, что занимаются спортом (посмотрев художественные фильмы об этом, мы так себе представляли жизнь тибетских монахов).

Крым. 26 июля 1988 года.

(Спустя несколько дней после отъезда Светланы в Москву)

Маленькая, здравствуй.

У меня все нормально. Взялся написать тебе пару строк. Плохо, конечно, видно, так чернила у ручки закончились, но если постараться, то разобрать можно. В крайнем случае сходи в милицию, там есть дешифровщики – они тебе помогут. Ты знаешь, я подумал и решил, что не нужно туда ходить. Постарайся сама разобраться.

Вчера с горем пополам приехал в Симферополь. Связался с необязательной конторой – милицией. Они должны были ехать в город, и батя договорился, что они меня подбросят (140 км).

Это просто ужас. В начале у них не было бензина, и мне пришлось час ждать, пока его кто то привезет. Бензин привезли. Заправили. Машина не заводится. Начали искать механика. Механик на рабочем месте отсутствовал. Послали сержанта на его поиски. Нет, собак не привлекали. Пришел какой то мужик и через двадцать минут осмотра двигателя автомобиля сообщил, что машине хана. Не просто хана, а хана совсем. Пришлось обращаться к военным за транспортом. Через полтора часа прислали военный УАЗ. Такая здоровенная машина. Поехали. Проехали 30 км (на этой колымаге, я даже не знаю, сколько ей лет, но думаю, что мой дедушка моложе) – передают по рации, что кого то забыли. Пришлось возвращаться. Забрали мужика и решили сделать дубль № 2. В итоге вышел из дома в 8:00, а в Симферополь приехали в 17:00. Если ехать самостоятельно, то за три часа можно было доехать. Много неласковых слов хочется сказать в их адрес, но я как культурнейшая личность современности как минимум в третьем поколении, естественно, воздержусь от критики советской милиции, так как еще свежа память о людях, которые отдали часть жизни этой не самой простой профессии. Особенно учитывая тот факт, что я это знаю на личном примере. Ни праздников, ни нормальных выходных. Постоянно что то случается. Я в детстве ложился спать – отца еще не было. Вставал – как правило, его уже нет. Отмечу только одно, не мешало им быть более собранными, так как отец уже на пенсии, и с жуликами бандитами придется разбираться самим.

Наконец то встретил Гришу из Владивостока. На днях уйдем в скалы заниматься спортом (подводными шахматами). Будем как шаолиньские монахи. Те в горах живут, а мы будем временно проживать в скалах. Подстригаться налысо не будем. Но будем закалять характер и вместо пресной воды будем пить соленую воду. Это я пошутил. Будем совсем без воды. Тоже пошутил.

Маленькая, если ты хочешь, то я приеду приблизительно 15 сентября. Сколько времени ты хочешь видеть мою наглую рожу? Минимум – нисколько дней. Максимум – 2–3 дня. Решай. Выбор не ахти какой, но все же выбор.

Хотел спросить у тебя, проходят ли цензуру у тебя дома мои письма? Есть ли те нескромные граждане, которые могут себе позволить заглядывать в мою писанину? Думаю, что вряд ли.

Как у тебя дела? Очень буду ждать от тебя ответа. Постараюсь максимально часто приходить со скал за твоими письмами. Жуткая ручка. На днях напишу другое письмо, используя более четкие чернила.

Маленькая, очень часто тебя вспоминаю. Хотелось бы, чтобы это было взаимно. Очень жду. Пока, Маленькая. Твой Паша.

15 августа 1988 г. Крым.

Здравствуй, Маленькая.

Сегодня приехал к сестре. Можно так сказать, что вернулся на «большую землю». Хотел проверить, есть ли от тебя письма. Когда сказали, что есть, то я очень обрадовался. Письмо шло долго.

Весь день пытался тебе позвонить, но тебя не было дома. Возможно, не туда попадал? Очень по тебе скучаю и жалею, что тебя нет рядом. Каждый день думаю о тебе, Маленькая. Если все получится, то к тебе приеду немного раньше. Очень хочу этого. Важно, чтобы в наличии были билеты.

У меня дела так себе. Заколебались с Гришей в тоске и грусти сидеть. Хорошо, что есть радости в жизни – твое письмо, которое меня очень обрадовало.

Как у тебя дела? Развлекаемся? Гуляем? Смотри не загуливайся, а то буду очень сильно ругаться. Ты у меня Хорошенькая, и я тебя сильно обожаю. Ладно, очень спешу, так как на скалах ждет Григорий. Не хочу застать его со слезами на глазах (от тоски и печали и, возможно, грусти). Нужно ехать, а то будет темно.

Помни, что очень, очень, очень – умноженное на 10 в 32 степени – ты мне нужна. Я убежден, что это взаимно.