Александр Звягинцев - Под сетью и мечом (сборник)

Вот такие люди крутились в доме военного министра. Был ли сам министр вовлечен в антироссийскую деятельность? Передавал ли врагу важную информацию?

Прямых доказательств этому следствие не нашло. Однако было очевидно – хотел того Сухомлинов или нет, в силу своей неразборчивости он мог открыть нечистоплотным «друзьям» доступ ко многим тайнам государственной важности.

Доказать, что Сухомлинов грел руки на военных заказах, было очень сложно. Вновь зашли разговоры о том, что министра пора отпустить.

Очень хлопотала за него императрица. Отчего Александра Федоровна так волновалась о Сухомлинове? И здесь возникает фигура Григория Распутина.

Как известно, Распутин имел большое влияние на императрицу. А вот что тобольского старца связывало с арестованным министром? Как выяснилось, ничего. Только… жена Сухомлинова – красавица Екатерина. Она не раз навещала Распутина, вела с ним долгие беседы. А самое поразительное, что Распутин потом 69 (!) раз приезжал к любимой супруге военного министра за довольно короткий период времени. Это зафиксировали филеры, которые вели за Распутиным наружное наблюдение.

Очевидно, старец проникся, скажем так, симпатией к госпоже Сухомлиновой, и эту симпатию он, так или иначе, внушил императрице. Так что Александра Федоровна, вполне вероятно, именно поэтому настойчиво инструктировала венценосного супруга по данному вопросу.

Однако удержать бывшего военного министра в крепости Макаров не смог. Император продолжал давить и на Макарова, и на министра внутренних дел Протопопова. Последнему он говорил о Сухомлинове:

– Неужели я поверю, что он изменник? Просто легкомысленный человек. Мне жалко его, старика. Что вы думаете, если ему поменять меру пресечения, выпустить под домашний арест?..

Протопопов ответил, что это может вызвать «большой шум». Но император никак не желал видеть опасные последствия такого шага. Жалость к старому знакомому оказалась сильнее государственных и династических интересов. И 11 октября 1916 года Сухомлинов был переведен из крепости под домашний арест.

Освобождение Сухомлинова не удовлетворило никого – ни его сторонников, ни императора. Николай II направил генерал-прокурору Макарову телеграмму с повелением прекратить дело. И только в результате категорического возражения Макарова монарх согласился не приводить в исполнение свое повеление. В результате Макаров не задержался на опасном посту главного хранителя законности.

Но и заступивший на место Макарова генерал-прокурор Николай Добровольский, считавшийся ставленником Распутина и ближе всех своих предшественников стоявший к царской семье, также не стал прекращать дело Сухомлинова. Стоит напомнить, что Добровольский очень рано лишился отца, и его воспитывал отчим. А отчим был преподавателем у Александра II и учил трех светлейших князей. Так что мальчика очень хорошо знала царская семья.

Царская семья полагала, что Добровольский наконец прекратит дело «несчастного» Сухомлинова. Однако, несмотря на почти родственные отношения с царем, Добровольский ему отказал. Мало того, генерал-прокурор настаивал на том, что Сухомлинова надо судить! Он знал мнение императора, но кривить душой не стал.

После обстоятельного доклада производившего следствие сенатора Кузьмина и наблюдавшего за ним обер-прокурора Носовича Добровольский пришел к выводу, что имеются все основания для предания Сухомлинова суду. Об этом он решил поговорить с Николаем II начистоту.

Добровольский представил государю специально составленный схематичный план «окружавшего Сухомлинова немецко-австрийского шпионажа». Слушая Добровольского, император очень нервничал. По мере того как перед ним разворачивалась «картина отягчающих Сухомлинова улик», волнение это усиливалось. Государь не раз прерывал доклад восклицаниями:

– Неужели это все так?! Я бы никогда этому не поверил! Я так верил этому человеку, я не только уважал его, я его прямо любил!

Добровольский продолжал говорить. «Карта измены» – так прокурор назвал представленную государю схему. На большом листе бумаги он отметил всех фигурантов этого дела. Они были разделены на несколько групп в зависимости от близости к Сухомлинову и от тех деяний, которые им непосредственно вменялись. И от того, как Сухомлинов мог либо воздействовать на них, либо от них зависеть.

Кружков было семнадцать. Вырисовывалась целая преступная сеть махинаторов, шпионов и взяточников…

Император, не выдержав, воскликнул:

– Это какой-то кошмар! Он казался мне таким чистым, честным и бесконечно преданным человеком!

Добровольский, сделав небольшую паузу, заметил:

– По закону по окончании следствия материалы должны быть представлены вашему величеству для испрошения согласия на внесение дела в 1-й департамент Государственного совета на предмет предания Сухомлинова суду.

Николай II промолчал…

Пытаясь усилить свои позиции, генерал-прокурор продолжил:

– Смею заметить, ваше величество, что общественное мнение сильно взбудоражено и осыпает нас, я имею в виду правительство, судебную власть, обвинениями и даже угрозами, считая, что мы стремимся это дело затушить. Мой верноподданнейший долг вынуждает меня доложить вам, что в случае вашего несогласия на передачу дела в Государственный совет все эти обвинения будут обращены против вашего величества.

Император напрягся и, глядя прямо в глаза Добровольскому, сказал:

– После всего, что я от вас слышал, очевидно, что дело должно быть рассмотрено Государственным советом. Только суд может оправдать Сухомлинова, если на это у него будут какие-нибудь надежды…

Здесь нам надо отдать должное Николаю II – получив серьезные доказательства, он не стал настаивать на своем. Но своего искреннего огорчения он скрыть не мог.

В начале февраля материалы следствия были предъявлены Сухомлинову для ознакомления, а в марте предполагалось представить дело государю и в Государственный совет.

А теперь, когда обстоятельства дела нам уже известны, приглядимся повнимательнее к фигуре господина военного министра.

Накануне войны журнал «Огонек» рассказывал своим читателям, «как живет и работает военный министр, генерал-адъютант Сухомлинов». К материалу прилагались многочисленные фотографии интерьеров квартиры, в которой живет министр: кабинет, красная гостиная, зеленая гостиная, зал для танцев, столовая и будуар супруги Сухомлинова… Сейчас бы такой материал назвали рекламным. Организовал ли его сам министр или журналисты постарались – кто его знает. Но тот факт, что министр допустил фотографов в свои покои, свидетельствует о том, что он был заинтересован в публикации.