Джонатан Конлин - Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Типичный лондонец возмутился бы, если бы ему и его семье предложили поужинать «на публике», но парижане не ощущали неудобств от посещения заведений общепита. Им, наоборот, казались невыносимо скучными бесконечные ленты одинаковых лондонских домиков. Даже сами лондонцы к середине девятнадцатого века вынуждены были признать, что принцип террасных домов изжил себя. Давайте же рассмотрим развитие террасных зданий с одной стороны, и многоквартирных домов – immeubles – с другой: и те и другие появились в конце семнадцатого – начале восемнадцатого века. Мы увидим, каким образом парижская модель immeuble внедрилась, хоть вначале и условно, в лондонскую среду.

После первых удачных опытов строительства социального жилья в 1840 – 1850-х годах, в 1860-х многоквартирные дома прочно вошли в жизнь обеспеченных слоев лондонского населения. Растущая популярность apartment buildings у лондонцев в 1880-х и 1890-х определялась, прежде всего, тем, что скандальные слухи о распущенных нравах «французских квартирок» (основанные на романах Эмиля Золя), постепенно затихли. Конечно, смачные описания «чрева Парижа» и порочной жизни, которую вели герои романа «Накипь» [19] Pot-Bouille (фр.) – букв. «кипящая кастрюля». , оказались слишком «горячими» для британских читателей. Тем не менее, несмотря ни на что, начало было положено: то, что еще несколько десятилетий назад казалось чисто парижским явлением, гнездом порока, обителью разврата, постепенно превратилось в общедоступное, удобное жилье. Постепенно и англичане «натурализовались» в своих квартирах, стали более спокойно воспринимать мысль о жизни в одном доме с соседями, о чем раньше и думать не могли без стыда.

Процесс внедрения квартир в жизнь поднял вопросы, волновавшие всех настоящих англичан. В скученности многоквартирного дома было нелегко провести грань, отделяющую частное пространство от общего и увязать желание спрятаться в свою раковину с нуждами людского сообщества. Так или иначе, национальные стереотипы никто не отменял: настоящий англичанин всегда ценил, ценит, и будет ценить приватность своего «дома-крепости» гораздо больше, чем француз, и никогда не откажется от мечты о собственном уединенном домике с садом в пригороде. Однако по мере того, как расстояние между «домом-крепостью» и местом работы росло, лондонцам пришлось произвести переоценку понятия «дом». На самом деле физическое удаление от соседей в стенах собственного дома не имело большого смысла, так как звуки и запахи все равно доносились с обеих сторон. А что по поводу слуг, живших в «доме-крепости» на постоянной основе? Являлось ли их присутствие необходимостью, или они тоже нарушители границ частной территории? Размышляя над достоинствами многоквартирных домов, лондонцы, как и парижане, столкнулись с проблемами, которые современные горожане решают и сейчас.

Шести- или семиэтажные, облицованные камнем здания, украшенные декоративными балкончиками и лепными арками, с нарядным парадным входом, общей лестницей, чердачными помещениями для бедных студентов и внутренними двориками, – такими мы видим постройки османовского [20] Осман, Жорж Эжен, барон (1809–1891) – французский государственный деятель, префект департамента Сена, сенатор, член Академии изящных искусств, градостроитель, во многом определивший современный облик Парижа. При Османе были разработаны стандартные типы жилых зданий и унифицированные фасады как стандартные элементы городского дизайна. Парижа, появившиеся в девятнадцатом веке. Однако мы бы сильно удивились, узнав, что на самом деле начало этому архитектурному стилю положено еще в конце семнадцатого века, а окончательно сформировался он в 1770-х годах. Как и в других европейских городах, дома в Париже когда-то были обращены «лицом» к городским магистралям и строились на узких участках, с обеих сторон ограниченные крутыми скатами крыш. Парадные фасады были богато украшены лепниной и другими декоративными элементами, а треугольные ступенчатые фронтоны зрительно увеличивали высоту зданий и придавали им более богатый вид. Хотя одна или несколько комнат в доме иногда были заняты постояльцами, обычно здесь постоянно проживала лишь одна семья. Понятия городского планирования в те времена не существовало, и архитекторы не стремились создать то, что сейчас мы называем «городским ансамблем», поэтому каждое здание ясно говорило о семейном достатке и социальном положении его владельца. Улицы любого крупного европейского города в начале семнадцатого века напоминали ипподром во время скачек: там разряженные посетители щеголяли друг перед другом шляпами, а здесь на улицах громоздились фронтоны самых разнообразных форм и видов. Впрочем, новые правила городского строительства, принятые после Великого лондонского пожара [21] Великий пожар в Лондоне – пожар, бушевавший в Лондоне с 2 по 5 сентября 1666 года. В пожаре сгорело 13 500 домов, 87 приходских церквей (даже собор Святого Павла), большая часть правительственных зданий. Считается, что пожар лишил крова 70 тысяч человек, при тогдашнем населении центральной части Лондона в 80 тысяч. , стали переломным моментом в истории обоих городов.

С 1667 года Министерство финансов Франции ввело ограничения высоты зданий и запретило треугольные фронтоны – их заменили более плоские мансардные крыши, в боковых сторонах которых были прорезаны окна. По новому закону высоту зданий ограничивали лишь до парапета крыши, а не до конька, поэтому предприимчивые строители умудрялись втиснуть под крышу еще один-два уровня. Так родилась знаменитая «парижская» крыша. Что еще более важно, теперь конек крыши шел параллельно улице, так что здание было обращено к прохожим широким, длинным боковым фасадом, а не узким разукрашенным фронтоном.

До возникновения в 1770 – 1780-е годы крупных синдикатов, инвестировавших деньги в недвижимость, строительством в основном занимались монашеские сообщества. В 1669 году мастера прихода церкви Сен-Жермен л’Осеруа возвели ряд зданий на улице Ферронри, одним концом упиравшейся в кладбище Невинных, самое «густонаселенное» и зловонное в Париже того времени. Эти здания были спроектированы в едином стиле: над аркадами, в которых располагались магазины, возвышались четыре этажа небольших квартир. В 1715 году архитектор Дейи разработал для аббатства Сен-Жермен-де-Пре несколько зданий. Первый этаж состоял из двух магазинов, расположенных по обе стороны от арочного входа, к которому вела общая лестница. Как видно из чертежей, на верхних этажах размещалось по пять комнат, правда, их назначение (гостиная, спальня, гардеробная и т. п.) указано не было. Большое количество вспомогательных дверей давало жильцам известную свободу в использовании помещений в качестве магазинов, мастерских, жилых помещений или всего сразу. Конечно, множество дверей с одной стороны, и отсутствие кухни – с другой, может показаться странным человеку, знакомому с парижскими квартирами девятнадцатого века по романам Золя. Однако в дизайн этих зданий впервые были включены детали, сохранившиеся на протяжении последующих полутора веков: в частности, мезонин, или «полуэтаж», зажатый между первым и вторым этажом – особенность некоторых ранее построенных зданий на улице Ферронри. Изначально мезонины проектировались как товарные склады, обеспечивавшие припасами расположенные на первом этаже магазины, однако их часто сдавали обедневшим семьям, пытавшимся скрыть свою бедность от окружающих. Чувство собственного достоинства не позволяло им селиться в более просторных и удобных мансардах, поскольку те считались обиталищем «богемы» и по статусу сильно уступали мезонинам.