Борис Сударов - Звёзды нашей молодости. Эксклюзивные интервью с кумирами ХХ века и рассказы о них

( Читает строки из стихотворения Г. Державина «Бог». Потом, немного отдохнув, стал читать пушкинского «Пророка». Да как!..)

* * *

В течение многих лет партнером Николая Анненкова на сцене была народная артистка России Ирина Лексо,с которой мы беседовали накануне юбилея великого актера.

– Я играла с Николаем Александровичем во многих спектаклях, – рассказывала актриса, – и должна сказать, мне это было всегда очень интересно, хотя сначала и довольно сложно для меня. Я была еще достаточно молодой, мне недоставало опыта, долгое время не могла никак приспособиться к его постоянным импровизациям. Он считал, что актер должен играть свою роль каждый раз по-новому. Вот к этому, играя с ним в спектакле, я вначале никак не могла приноровиться, не всегда была готова ответить на его импровизации. Но потом привыкла. Его игра каждый раз приобретала какую-то сиюминутную свежесть и доставляла мне, его партнеру на сцене, настоящее творческое наслаждение.

Всегда поражает в Анненкове его творческая неуемность, одержимость в работе. После спектакля он часто заходил к нам в артистическую и выражал свое отношение к игре того или иного актера. Помню, мы только закончили «Униженных и оскорбленных». Все, усталые, пришли в артистическую. Заходит Николай Александрович и начинает подробно анализировать нашу игру. Это не так играли, это не так. И увлеченно показывает, как надо было бы.

В этом спектакле, кстати, произошел забавный случай. Николай Александрович забыл, как меня в пьесе зовут. Он поворачивается ко мне, спиной к зрителям, и тихо говорит: «Я забыл, как тебя зовут». Я опешила, растерялась, не знала, что сказать. Выручил Соломин, который тоже был занят в этом спектакле. Он подсказал. Зрители ничего не заметили.

Играть с Николаем Александровичем всегда интересно, это настоящая школа для всех актеров.

* * *

– Николай Александрович! Вы в таком почтенном возрасте, когда можно было бы уже и не работать, писать мемуары…

– Никаких книг о себе я не писал, а теперь уже и времени нет. Я всегда был поглощен работой на сцене. Когда не работаю, чувствую вялость, усталость, болят голова, ноги. А начинаю работать – все проходит. Я еще все могу делать на сцене. У меня душевный компьютер в груди, что хотите могу сыграть, только было бы задание. Надо смеяться – могу смеяться, плакать надо – пожалуйста.

Н.А. демонстрирует искусство своего «компьютера» – заразительно смеется. Потом переводит дыхание, дает новое задание своему «компьютеру», и в глазах появляются слезы, он по-настоящему начинает плакать…

– Я сыграл около трехсот ролей в театре и совсем немного в кино. Театр мне больше по душе. Там живая связь со зрителем, можно свою роль играть каждый раз по-иному. В кино нет такой возможности.

— Какую из сыгранных вами в театре ролей считаете наибольшей творческой удачей?

– Роль Черкуна в горьковских «Варварах». Она у меня долго не получалась, пробовал варианты. Но потом все пошло хорошо.

Мне больше везло на классические образы. Много играл в пьесах А. Островского, Ф. Достоевского, М. Горького, в пьесах зарубежных авторов. Но, конечно, немало сыграл и образов наших современников.

— А кого хотелось сыграть, но не получилось?

– Очень хотелось сыграть Отелло, Гамлета, короля Лира, но не получалось, не давали. Наша актерская профессия ведь очень зависимая – от автора, режиссера, руководителя. Лира Царев взял себе, а мне предложил играть роль Глостера в этом спектакле. Царев, кстати, долго не давал мне и роль Матиаса Клаузена в пьесе Г. Гауптмана «Перед заходом солнца». Потом снизошел. Получилось хорошо.

Сейчас занят в двух спектаклях: играю Фирса в «Вишневом саде» и Клешнина в «Царе Борисе». До недавнего времени занимался педагогической деятельностью в нашем Щепкинском училище, где и сейчас еще являюсь художественным руководителем.

— Стоит только удивляться, откуда силы берутся?

– Я всегда активно занимался спортом. Особенно любил футбол. И поныне не забываю о физических упражнениях, соответственно возрасту, конечно. Совершаю ежедневно прогулки. Сейчас прихо-дится уже и диету соблюдать. Но я вам скажу: в любом возрасте я всегда испытывал ощущение прелести жизни. И с годами это ощущение меня не покидает. Когда я на сцене, возраста не чувствую.

Народному художнику СССР, Герою Социалистического Труда Борису Ефимову недавно исполнилось 102 года.

Несмотря на свой почтенный, весьма почтенный возраст, Борис Ефимов на недавней встрече ветеранов в Центральном доме журналистов вдохновенно читал стихи, пел и танцевал, выписывая такие «кренделя», что присутствующие только ахали…

Мы встретились с выдающимся художником-карикатуристом у него на квартире. Открывшего двери внука сопровождали «члены семьи» – огромный, лохматый, добродушно-молчаливый черный пес Филимон и пушистый рыжий кот Чубайсик. Хозяин у себя в комнате стучал на машинке.

– Я вас, Борис Ефимович, оторвал от работы. Извините.

– Ничего. Это я перевожу статью обо мне в «Лос-Анджелес таймс». Надо знать, что пишут о тебе за границей. Так чем, собственно, моя скромная персона вас интересует?

— Борис Ефимович, несомненно, будут интересны ваши воспоминания «о времени и о себе».

– Художником-карикатуристом я стал, можно сказать, случайно. Не думал об этом даже после того, как в роскошном петербургском журнале «Солнце России» появился мой первый рисунок – шарж на председателя тогдашней Государственной Думы Родзянко.

Окончив в 1917 году реальное училище, я поступил в Киевский университет, думал стать юристом. Но все карты спутала революция и начавшаяся гражданская война. В 1919 году я стал работать в редакционно-издательском отделе Народного комиссариата по военным делам Украины. Мы печатали и распространяли листовки, агитационные плакаты. Особенно интересно было расклеивать по городу яркие, красочные сатирические плакаты, присылаемые из Москвы.

– Вы сами в ту пору еще не были автором таких плакатов, карикатур?

– В том же девятнадцатом году и мой сатирический рисунок появился в газете «Красная Армия» Политуправления 12-й армии. Это была карикатура на генерала Деникина, прижатого красноармейскими штыками к Черному морю и жалобно взывающего к Антанте о помощи. Тот день я считаю моим рождением как политического художника-сатирика. Замечу, что этот рисунок я сделал по просьбе брата, который тогда работал в Политуправлении 12-й армии. Он же потом, в двадцать втором году, будучи уже известным фельетонистом, работающим в «Правде» под псевдонимом Михаил Кольцов, вызвал меня в Москву.