Алексей Иванов - Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи

На Галину бывший зек «положил глаз» скорее из меркантильных соображений, хотя и сердечную привязанность, конечно, исключить нельзя. Но возможность иметь двухкомнатную квартиру, хороший уход, настоящее питание со стола умелой и заботливой хозяйки явно превалировала.

Смущал малец. И не столько недетской взрослостью, сколько одним лишь фактом своего существования, постоянным напоминанием о том, что была у Галины в прошлом жизнь счастливая и безоблачная, которой он, при всем своем желании, дать ей никогда не сможет.

– Привязался к тебе я насмерть, Галочка, – говорил в порыве страсти Николай. – Никого другого не надо. Впервые у меня в жизни такое. Вот только…

– Что-то не так? – заботливо откликалась она.

– Да все, вроде, путем, но никак к Толику не привыкну. Да и он на меня волчонком поглядывает. Ладно, маленький пока, а подрастет? Нутром чую, не ужиться нам вместе. Может, отправить его к родственникам?

– К каким? – искренне удивлялась Галина. – Я ж тебе рассказывала, что с сестрами отношения натянутые, а брат и сам пока неустроенный…

– Но что-то же надо придумать? – капризно-требовательно настаивал Николай.

– А может, рассосется все, Коля? Главное, чтобы у нас с тобой получилось, а Толечку сама судьба прибьет к берегу…

Не рассасывалось.

Неприязнь Николая к мальчонке росла изо дня в день. Тот отвечал взаимностью, хотя вида не показывал. Лишь в глазах мелькали чертики. А когда в доме налаживалась очередная попойка, забивался в угол и плакал…

…После купания взрослые опять приложились к бутылочке, тем самым заставив Толика молчаливо отойти в сторонку и переживать. Не любил он мамку выпившей. Злой становилась, склочной, могла оплеуху ни с того ни с сего залепить. И почем зря папкой попрекала. Будто он в ответе в свои неполные семь лет за их несложившуюся жизнь…

Разогретые и вздернутые спиртным, Николай с Галиной продолжили пикировку о будущем своем и мальчишки.

– Выбирай: или я, или он, – вконец разозлившись поставил ультиматум Николай.

– Не могу же я разорваться между вами, – чуть не плача возражала Галина.

Выяснение отношений, как всегда, зашло в тупик. Вечерело. Обмениваясь колкими репликами, они уже в полной темноте, под теплый летний дождь вышли на шоссейку, чтобы поймать «попутку» и без проблем добраться до райцентра. На деревенской улице – ни души. Отдыхающие разъехались, едва начали собираться тучи, а сельчане, справив обычную работу, коротали время у телевизоров или, намаявшись за день, спали сном праведников.

Ночное уже почти небо еще больше затянулось ту чами. Дождь перешел в грозу, с громом и молнией. Запоздалые путники достали полиэтиленовые на кидки, предусмотрительно захваченные с собой на всякий случай. Толик прижался к материнским коленям, потому как укрытие от ливня у них с матерью было одно на двоих. Под шум дождя что-то бубнил Николай, вяло откликалась Галина, а малыш, согретый материнским теплом, даже при-дремнул стоя.

Сверкнули фары приближающегося грузовика. По всему было видно, что притормаживать он не собирается. Когда тяжелый ЗИЛ поравнялся с намокшими сиротливыми силуэтами, Галина вдруг резко оттолкнула от себя сына, истерично прокричав:

– Надоели вы мне все до смерти!..

Мальчонка угодил виском в диск заднего колеса автомашины, которая на полной скорости скрылась за поворотом.

Две большие фигуры склонились над бездыханной маленькой. – Что я натворила, что натворила, сволочь подлая, обхватив руками голову, выдохнула Галина.

– Какого мальца загубили, – растерянно отозвался Николай.

Впрочем, в растерянности он пребывал лишь несколько секунд.

– Снимай накидку, – грубо приказал Галине. – Не сахарная, не размокнешь.

Женщина безропотно повиновалась. Завернув бездыханное тельце в мокрый полиэтилен, Николай захватил его правой рукой под мышку, а левой взял за руку обмякшую, безвольную женщину и торопливым шагом подался к кустарнику, черневшему за деревенскими огородами. Вдвоем, палками и руками они наспех соорудили «могилку», бросили в нее труп, закопали и даже заложили дерном, пообрывав ногти и искровянив пальцы.

Домой добрались пешком на рассвете и свалились, не раздеваясь, в тяжелом сторожком сне.

Утром, не сговариваясь подсчитали наличность. Николай сбегал в гастроном за дешевым крепленым вином. И… Когда через две недели в квартиру позвонил участковый, пришедший по заявлению соседей, обеспокоенных не только пьяным разгулом, но и странным отсутствием вечно мелькавшего во дворе Толика, ему в два хриплых голоса ответили:

– Не заперто…

Старая, страшная, седая женщина, пьяно покачиваясь, поднялась из-за неубранного стола и, глядя обезумевшими глазами в пол, мрачно сказала:

– Это я во всем виновата…

(Я. Копасев. // Детективная газета. – 1996. – №18/30)

Сухо щелкнули четыре выстрела. Плотный черноволосый мужчина, неестественно развернувшись, взмахнул, словно прощаясь, руками и резко осел на землю. Растерянно заметались могучие телохранители.

На месте преступления нашли брошенную винтовку с оптическим прицелом. Ее приклад был разбит. Рядом валялись три гильзы (не четыре – по числу выстрелов, а именно три; почему об этом – позже). Чувствовалось, что работал не дилетант.

Многие, думается, догадались, о ком речь. Но – пусть образ Черного кардинала проступает, прорисовываясь со всей контрастностью, не сразу, а примерно так, как это и было в жизни.

Он умер своей смертью в одной из престижных московских клиник.

Геннадий Корьков, «крестный отец» российской мафии по кличке «Монгол». В конце 60-х – начале 70-х Корьков был безраздельным хозяином криминального мира столицы. Его побаивались воры в законе, трепетали «теневики» и цеховики.

Банда Монгола состояла из тридцати человек. Наиболее активным и жестоким выбивалой был Япон-чик, Вячеслав Иваньков, много перенявший у «крестного». После разгрома банды и ареста основного состава в 1972 году Япончик избежал наказания. Так что в 1980 году Иваньков организовал собственную преступную группу. Почерк его деяний мало чем отличался от «монгольских», но, учитывая ошибки учителя, ученик значительно уменьшил число соратников. Наиболее яркие из них – Владимир Быков (Балда), Вячеслав Слива (Слива), братья Квантриш-вили, Отари и Амиран. Последний, профессиональный игрок в карты, был наводчиком. Он владел поистине золотой информацией о картежниках, имевших крупные состояния. Отари – спортсмен, сошедший с борцовского ковра иных «поединков» ради.

«В начале 1981 года Иваньков, Быков, Квантришви-ли „выбили“ деньги у игроков в карты Кумаева, Ме-нялкина, Летучего и других на сумму свыше 100 тысяч рублей (в те времена даже самые престижные „Жигули“ стоили менее 10 тыс. – Авт. )».