А. Велидов (редактор) - Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2

Затем, все прочие ряды войск – артиллерия, авиация, инженерные войска – имели уже своих специалистов, кадровых и военного времени. У нас же, в маскировочном деле, вновь создаваемом их не было, их приходилось вновь создавать. Поэтому пришлось брать курсантов из имеющих соответствующее образование около среднего, преимущественно из числа художников.

Но так как среди последних мало коммунистов, приходилось брать молодежь и ее перерабатывать. Ведь не ждать же у моря погоды, когда нужно строить Красную Армию и когда мы для пехоты, например, берем для нее даже кадровых офицеров, чуть ли не завзятых белогвардейцев. А здесь мы выпускали, как показал опыт, идейных работников.

Но сколько же было при этом труда, сколько работ, сколько волнений. Скажу о себе ― я совмещал: 1) помощника начальника школы, 2) начальника отдела опытных станций и ученых исследований по военно-маскировочному искусств], 3) заместителя комиссара, 4) лектора по маскировке в школе академии Генштаба, курсов разведки, 5) вел литературную работу, 6) председателя ячейки РКП (б) школы, 7) выступал на митингах и пр., 8) читал лекции по государственному праву в Центральной школе советской работы, 9) начальника военно-маскировочного отдела ЦУС [349]и постоянного члена Технической комиссии, [350]10) члена Инженерного комитета по маскировочным вопросам, 11) наблюдал за техникой маскировочных работ, формировал маскировочные части, снабжал фронты специальным маскимуществом, формировал маскобазу, был докладчиком по маскировочным вопросам во Всероглавштабе и в Полевом штабе и даже 12) председателя комиссии по выработке форм Красной Армии.

И все маскировочное дело – я да брат. И без нас оно погибло бы.

Вот в этой-то каторжной работе, имея на плечах ответственность политическую за школу, я отчасти и ухватился за свои отношения к Миллеру как за верный манометр, лучше всякой агентуры могущий мне показать надвигающуюся опасность белогвардейства в школе и устранить ее вовремя. И я убежден, что до сего времени в стенах школы никакого заговора нет и не было.

И отчасти считаю, что обязан этим своему «предохранительному клапану» – Миллеру.

Вот все, что я сейчас могу написать вам. Я истощен скорее не тюрьмой, а моральным гнетом, на меня свалившимся.

Вся моя вина изложена здесь, большей у меня нет – за это ручаюсь своими честными именем и кровью.

Т. Менжинский [351]намекал мне на какую-то передачу мною сведений, оружия (в большом количестве, а не те две винтовки) и передачу через рубеж белогвардейцев. Я считаю это пустыми словами, сплетнями и, безусловно, отрицаю какое-либо мое в этом участие, если таковые факты где-либо были. Никаких сведений я врагу не передавал, никакого оружия и никаких белогвардейцев через рубеж не препровождал. Если т. Менжинский говорил мне на основании чьих-либо показаний, дайте мне их разобрать – я сейчас же выясню истину.

Я знаю, что я виноват в своих отношениях с Миллером, мною описанных. И сколько уже горечи, а теперь и позора испил за них! Я поздно теперь, но горько раскаиваюсь за первую минуту моей слабости, от которой все пошло дальше неумолимым клубком. Правда, я больше извлек для нашего дела, может быть, пользы, но для меня в моих глазах это не оправдание.

И если товарищи по партии осудят меня за это – я приму смерть как достойное по моей ошибке.

Но если вы и другие товарищи вспомните мою уже двухлетнюю бескорыстную, идейную, беззаветную работу и на нашу коммунистическую революцию и коммунистическую идею, то, как я, за исключением этого случая, никогда не нарушал доверия партии и товарищей, не щадил своей жизни (восстание л. с.-р. и пр.), и вот, отдавая всего себя на общую работу, и, может быть, дадите вновь надежду восстановления вашего ко мне доверия, забыв, как я однажды завязал свою ногу в болоте, я с удесятеренной энергией, прошедший этот очищающий опыт, буду безгранично счастлив отдать всего себя на служение нашей великой задаче всемирной коммунистической революции.

Ник. Ник. Сучков

19/Х – 1919 года

Незадолго до моего ареста ко мне приехал Миллер, который сказал, что есть типографская машина, оставленная каким-то полком, и предложил ее школе маскировки. Я заявил, что у нас есть уже одна «американка», на что он заявил, что может быть, эту машину можно поставить к нам на хранение, причем машина могла бы быть собрана и могла бы обслуживать школу.

Разговор происходил в присутствии Назаревского Бориса Владимировича и неизвестного мне человека в очках.

Миллеру заявил, что специального человека у меня на вторую «американку» нет. Миллер указал на неизвестное мне (4-е) лицо, говоря, что он может печатать. На мой вопрос, на каких основаниях он ко мне поступит, так как у меня нет штатных мест, Миллер заявил, что этот человек служит у него в школе и может быть командирован в школу маскировки.

Я сказал: для канцелярии машина не нужна, спрошу у брата, не нужна ли для научного отдела, тогда сообщу.

Миллер торопил меня взять машину, потому что машину необходимо в скорейшем времени принять, иначе она уйдет.

Я спросил неизвестного, каких он убеждений, состоит ли в профсоюзе (желтом или красном [352]), насколько он опытен. Он заявил, что заведовал типографией «Русское Слово», [353]сам опытный наборщик. Тогда я ему предложил поступить на штатное место вместо тов. Тихомирова, которого намеревался устроить на другое место. Неизвестный отказался, говоря, что связан с Миллером.

Относительно убеждений от ответа уклонился. Я указал, что вопрос существен, так как в его руках будет станок, на котором могут быть напечатаны всевозможные вещи.

Он заявил, что всякий печатник может набрать, а затем, напечатав, рассыпать набор, так что я все равно никого не поймаю. Весь вид его показался подозрительным, так что когда я брату передал разговор, то брат решительно отклонил предложение и сказал мне, чтобы я телефонировал, что машину, которую я должен был на другой день к 11 часам утра послать за типографией, не пошлю.

Миллеру я протелефонировал, что в машине (типографии) мы не нуждаемся и за ней мы не пришлем.

Назаревский все время молчал, и я к нему не обращался.

Ал. Сучков

2/Х – 1919 года

Подъехали на мотоциклетке К. и Миллер к квартире гр. Сучковых, причем гр. Миллер позвонил из этой квартиры в кабинет А. Н. Сучкова в канцелярию.

На квартире Сучковых какая-то женщина (не прислуга) передала К. и Миллеру две винтовки и ящик патронов, причем предварительный разговор был таков:

Миллер: «Где они?» Женщина показала на комнату: «Здесь».

Гр. Миллер, по-видимому, зная хорошо расположение квартиры, сам пошел, взял винтовки и патроны и передал их мотоциклисту. А. Н. Сучков при передаче винтовок и патронов не присутствовал и заявляет, что узнал об этом на допросе.