Исса Плиев - Разгром «армии мстителей»

Самому не пришлось видеть, как казаки Головского с боем форсировали Тилигул, но мне докладывали, что это была поистине грандиозная картина массового героизма. Здесь мне хочется привести выдержку из политдонесения начальника политического отдела 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса полковника Карева. Он приводит этот боевой подвиг как пример высокого политико-морального состояния личного состава корпуса. Подвиг описан здесь по-фронтовому лаконично и сухо, но каждое слово в нем тем и дорого, что написано оно под свист пуль, под грохот бомб и снарядов, написано в тот памятный день — 31 марта 1944 года.

«Для того, чтобы овладеть населенным пунктом Степановка, — говорится в политдонесении, — личному составу 30-й Краснознаменной кавалерийской дивизии надо было под огнем противника перейти по пояс в ледяной воде через реку Тилигул. И эта задача была с честью выполнена. Река была форсирована, село взято с бою и преследование противника продолжалось дальше. Бойцы и офицеры дивизии, промокшие В студеной холодной воде, в морозную снежную погоду продолжали преследование, не имея возможности обогреться и обсушиться. Но никто ни слова не сказал об этом. Все рвались вперед». [32]

Полковник Карев чем-то походил на командира 30-й кавалерийской дивизии: то ли своей сдержанной смелостью, то ли внешним обоянием, а быть может просто своей глубокой и трогательной любовью к казакам. Никто никогда не слышал, чтобы он говорил что-то о себе, зато он часами мог рассказывать о своих воинах, их боевых делах. Пока мы с ним ехали в Березовку, он говорил о партийном организаторе 127-го кавалерийского полка, старшем лейтенанте Хакиеве, который, оказывается, с момёнта прорыва сумел провести уже три заседания партийного бюро. На них были приняты в партию те, кто подал заявление перед боем и отличился в бою.

— Вы представляете, товарищ командующий, воин в бою узнает, что он принят в партию, стал коммунистом. Ведь это же наивысшая награда за подвиг.

Хакиев, разумеется, не вызывал членов бюро к себе из боевых порядков, он сам шел туда, где пылал бой.

— Я могу вам уже сейчас доложить, кто первым форсирует следующий водный рубеж.

— Любопытно.

— Коммунист, лейтенант Алешков. На летучем партийном собрании он так и заявил: «Я со своим взводом первым форсирую Тилигул и ворвусь в село». Говорили, конечно, об этом и другие, но у него в душе сам бес сидит.

…Тело генерала Танасчишина лежит в гробу. То же спокойное, сосредоточенное выражение лица, так же сдвинуты брови. Не верится, что это не сон, а смерть сомкнула ему глаза. Начальник политотдела 4-го гвардейского Сталинградского мехкорпуса полковник Козлов говорит о том, что герои, уходя из жизни, остаются в боевом строю, что героический образ их командира, словно гвардейское знамя, будет развиваться над боевыми порядками воинов, напоминая о чувстве великой ответственности перед Родиной, призывая к мести и победе.

Мы выносим гроб с телом боевого друга. Его подхватывают офицеры-танкисты и устанавливают на автомобиль… Трехкратный салют… Машина в сопровождении взвода автоматчиков и эскорта мотоциклистов удаляется в сторону Вознесенска. Там будет предано земле тело генерала Танасчишина.

Дальше 4-й гвардейский корпус уже до конца войны поведет генерал В. И. Жданов.

— Я получил ваше боевое распоряжение, — сразу начал он о делах, как только эскорт скрылся за поворотом. — Вы приказываете по окончании переправы немедленно возобновить наступление и к исходу 1 апреля во взаимодействии с конницей овладеть северной частью Сталино. В то же время передовым отрядом — танками с десантом пехоты овладеть городом и станцией Раздельная. Мы выполним этот приказ в указанное время.

— С выходом дивизии генералов Головского и Тутаринова на правобережье Тилигула обстановка резко изменится к лучшему. Думаю, что к вечеру под покровом ночи противник попытается оторваться от нас, чтобы занять очередной рубеж.

— Что-то непохоже, — усомнился Владимир Иванович, — бомбят район Березовки с таким остервенением, будто здесь решается судьба всей войны. Весь день ведет обстрел дальнебойная тяжелая артиллерия.

— Броды нашли?

— Да, жители показали. До темноты я решил не раскрывать своих карт. Пусть немцы думают, что все надежды мы возлагаем на мостовые переправы.

— Пленные? — Мне было интересно узнать, на что нацеливают немецких солдат.

— Есть какой-то офицер, взятый в глубине обороны. Результат допроса еще не докладывали.

— Давай его сюда. Зайдем к тебе.

В сопровождении автоматчика в комнату вошел среднего роста, сутулый, обрюзгший старик. Он стянул фуражку с седой головы и угодливо поклонился, изобразив на лице дежурную улыбку.

— К вашим услугам, господин генерал, сотрудник организации Тодт, — довольно бойко представился офицер.

Мы были поражены не столько тем, что он прекрасно говорил по-русски, сколько его хорошим расположением духа. Он понял нас и не стал ждать вопроса.

— О, я прелестно себя чувствую, потому что хорошо знаю Россию. У меня хорошая перспектива: я увижу конец войны и возвращение домой. В этот момент дом содрогнулся от взрыва. Улыбка у немца мгновенно спорхнула с лица, глаза шмыгнули глубже под лохматые брови и замерли. Их едва было видно.

— Откуда вы знаете Россию? — спросил Владимир Иванович.

Офицер ответил не сразу, а лишь тогда, когда убедился, что бомбы рвутся где-то в стороне. Он вновь обрел «прелестное настроение» и заговорил как человек, привыкший уговаривать.

— Я имел счастье, господин генерал, еще до первой мировой войны несколько лет работать представителем немецкой фирмы в Петрограде и на периферии. О, уверяю вас, Россию с ее колоссальными богатствами и неисчерпаемыми людскими резервами победить невозможно. Я старый гамбургский купец и знаю, что говорю.

Мы невольно улыбнулись.

— Что это за «организация Тодт»?

— Это организация, изучающая экономические возможности новых районов империи, — уклончиво ответил купец и сразу же изменил направление мысли: — Но ее деятельность свертывается. Я уверяю вас, господа генералы, что отступление наших войск (я имею в виду принадлежность к нации, а не нацистам, это, поверьте мне, большая разница) будет непрекращающимся. Вы спросите меня: почему я так утверждаю? О, у меня есть чутье. Так вот, чтобы вы знали, руководство организацией Тодт, приданной командованию группой армий «Юг», выехало в Венгрию. Да, да, оно покинуло Россию, а это, поверьте мне, говорит о начале конца империи Гитлера. Я был в командировке на юге… и вот…

— Отправьте его, Владимир Иванович, пусть живет надеждами на возвращение домой.

Капитан настороженно выслушал мои слова и торопливо закончил: