Исса Плиев - Разгром «армии мстителей»

Конно-механизированная группа, повернув от Беляевки и Маяков на восток к Одессе, а частью сил на Овидиополь, сразу начала воздействовать на всю одесскую группировку, на те войска, которые отходили через город на днестровские переправы, и на те, которым суждено было стоять там до последнего.

В городе и на западных окрестных дорогах возникло беспорядочное движение, в котором сначала трудно было разобраться. Данные нашей разведки поставили все на свои места и внесли необходимую ясность.

Некоторым нашим заранее высланным разведывательным группам удалось проникнуть в Одессу и даже связаться с партизанами. Из поступающих сведений стало известно, что немецкие и румынские войска, отходящие под ударами 6-й, 5-й ударной и 28-й армий нашего фронта, отступая, круглосуточно и безостановочно проходят через город, главным образом к дорогам на Овидиополь, Маяки, Беляевку и севернее. Проходящие через город гитлеровцы врывались в дома, грабили и насиловали жителей. Надо было торопиться на помощь дорогим нашим одесситам.

…Словно какое-то наваждение, утром над плато Причерноморья разразилась весенняя гроза. Она щедро окропила землю, развезла дороги, до нитки промочила людей и исчезла, открыв небо действиям вражеской авиации. И снова над боевыми порядками Конно-механизированной группы бешено заметались крылья со свастикой. Надеясь на относительную безнаказанность, стервятники действовали довольно нагло. Эта нагловатость была, очевидно, расценена Гитлером как образец воинской храбрости. Мне хорошо помнится, что в нашем распоряжении побывал захваченный разведчиками (кажется при разгроме штаба в Беляевке) документ, в котором до сведения командиров соединений доводился приказ фюрера о награждении командующего 4-м воздушным флотом Германии (в него входили 1-й и 8-й авиакорпуса) генерала авиации Дехлоса за успешные действия над воздушным пространством «Транснистрии». Штаб этого флота дислоцировался в Перемышле. В полосе 3-го Украинского фронта действовал и румынский авиационный корпус.

Наши действия прикрывал, вернее должен был прикрывать, 9-й смешанный авиакорпус под командованием генерала Толстикова. В его распоряжении находились две дивизии штурмовой и одна дивизия истребительной авиации. Наряду с другими боевыми задачами на этот корпус возлагалось «прикрывать с воздуха патрулированием истребителей боевые порядки войск фронта, сосредоточивая главные усилия на прикрытии подвижной группы генерала Плиева». Не знаю в какой мере были выполнены другие задачи, что касается прикрытия с воздуха войск нашей группы, то… впрочем пройдет много лет, и в Одессе на военно-исторической конференции, посвященной 20-летию освобождения города-героя от немецко-фашистской оккупации, генерал Толстиков скажет: «Наши истребители ввиду непригодности аэродромов и чрезвычайно плохих метеоусловий не могли надежно прикрыть подвижную группу Плиева. Между тем противник, взлетая в основном с хорошо оборудованных аэродромов, имеющих взлетно-посадочные полосы, без-наказанно действовал по войскам подвижной группы, находившейся в его тылу». [49]

В моей памяти 9 апреля 1944 года остался как день, который принес и огорчения и бурную радость решающей победы. Оба эти чувства жили во мне одновременно, так как в одно и то же время происходили события, их порождавшие. Все началось утром, когда Конно-механизированная группа вышла к рубежу Фрейденталь, Петер-сталь, Юзефсталь.

Эти пункты расположены в долине некогда полноводной реки Барабой. Теперь рекой ее не назовешь, но долина вполне солидная, и на ее скатах до самого моря тянутся хутора и села. Отчаянное упорство и огневое бешенство, с которыми противник встретил нас здесь, были понятны. Вражеское командование, боясь полного и, так сказать, плотного окружения одесской группировки (а захват нами Овидиополя и выход к Одессе с запада в его глазах именно это и означал), начало отвод всех своих войск из города. Об этом говорили сведения и показания пленных. Об этом говорил и ход боевых действий 9 апреля. Когда мне вспоминаются слова Маршала Советского Союза Малиновского, сказанные им несколько дней позже о том, что «у Конно-механизированной группы генерала Плиева особая военная судьба, с нее особый спрос», то перед моим мысленным взором всплывает именно этот день — 9 апреля, а вернее, последние сутки, когда наша военная судьба приготовила нам самые тяжелые испытания, самые знаменательные победы.

…Бой в долине Барабой вспыхнул словно молния, мгновенно и ярко. Из лесопосадки, где расположился наш пункт управления, мы наблюдаем за его развитием и перебрасываемся мнениями.

— Если Жданов не ворвется в Петерсталь, то может возникнуть угроза… — произносит генерал Пичугин и умолкает, что-то обдумывая.

— Угроза?.. — иронизирую я. — Грозить — право сильнейшего. А в этом упорстве противника есть что-то от зайца, который в схватке с орлом ложится на спину и с отчаянием обреченного бьет «супостата» задними лапами быстро и сильно. Но говорить в этом случае о затяжном бое…

Мне было, однако, ясно, что Петерсталь с ходу взять будет трудно. Дивизия генерала Тутаринова тоже имеет мало шансов на быстрый успех. «А что если обойти этот рубеж с юга, хотя бы для этого потребовалось спуститься к самому морю». Эта мысль, возникнув, сразу же оформилась в решение.

— Владимир Иванович, — обратился я к комкору, — перегруппировку следует провести по ходу наступления на Одессу. Продолжайте решительно выполнять свою задачу в прежнем направлении. Поддерживайте тесное взаимодействие с генералом Тутариновым. Ему будет отдано необходимое распоряжение. 30-я кавалерийская дивизия совершает широкий маневр для удара на Татарку через Мариенталь.

Командир 30-й кавдивизии, когда я к нему прибыл, готовил очередную атаку вражеских позиций.

— Прорвемся? — спросил я у него.

— Сделаем все, что от нас зависит, — уклончиво ответил Головской, и мне почему-то показалось, что ответил он слишком неуверенно.

— Так обычно отвечает хозяин состарившегося жеребца, к которому привели на случку молодую кобылицу, — мгновенно выпалил я и, взглянув краем глаза на комдива, понял, что следует точнее выразить свою мысль. — Если ты уверен в успехе — атакуй, а коли сомневаешься, будем совершать обходный маневр через Мариенталь и юго-восточнее.

— Маневр через Мариенталь, — коротко ответил Василий Сергеевич.

— Хорошо, с твоей дивизией пойдет моя оперативная группа и резерв группы.

— Понял, товарищ командующий.

Может возникнуть вопрос: оправдан ли этот маневр? Ведь одна дивизия группы действует в районе Овидиополя, теперь еще одна дивизия и резерв группы начинают действия на относительно самостоятельном направлении. Правильно. Но дело в том, что противник в данном случае не ставит перед собой задачу разгромить Конномеханизированную группу. У него на вооружении иные категории войны: эвакуация, прикрытие, отход… Короче — он весь поглощен стремлением спасти одесскую группировку. К тому же, когда меня осенила мысль осуществить более глубокий обходный маневр, мне вдруг представилось, что командование противника выделяет достаточное количество войск для прикрытия только тех направлений, где возникает наибольшая опасность. Эти направления уже определились, и я был уверен, что в промежутках между ними находятся менее сильные боевые заслоны и прикрытия войск. Конечно, если бы противник почувствовал, что направление действий наших войск меняется, он сразу бы среагировал на это. Вот почему главным силам была оставлена прежняя задача. Более того, мы имитировали переброску 30-й кавдивизии в район Петер-сталь. Конно-механизированная группа, действуя на более широком фронте, перехватывала все дорожные направления, даже полевые дороги на путях отхода противника за Днестр. Наконец, рассредоточение нашей группировки на большом пространстве уменьшало эффективность действия вражеской авиации.