Сергей Смирнов - Герои Брестской крепости

Постепенно он стал различать темные очертания палаток на том берегу. Потом там вспыхнула спичка, и малиновым огоньком затлела папироса. Прямо против него на берегу канала был лагерь какой-то вражеской части.

Он бесшумно вылез на берег и отполз к валу. Здесь оказалась маленькая дверь, и, войдя в нее, он попал в узкий угловой каземат с двумя бойницами, глядящими в разные стороны. Коридор тянулся из каземата дальше в глубь вала. Он пошел по этому коридору и снова попал в помещение той же конюшни.

Заметно светало. Надо было найти надежное укрытие на день, и Гаврилов, подумав, решил, что лучше всего укрыться в угловом каземате. Стены его были толстыми, а две бойницы, выходящие в разные стороны, могли пригодиться, — если бы гитлеровцы обнаружили майора, из них он мог бы отстреливаться, держа в поле своего зрения большой участок канала.

Он снова обследовал этот каземат, и только одно обстоятельство смутило его: там негде было укрыться, и стоило немцам заглянуть в дверь, его немедленно обнаружили бы.

И тогда он вспомнил, что у самой двери каземата, на берегу канала, свалены кучи навоза — его выносили сюда, когда чистили конюшни. Он торопливо принялся таскать этот, навоз охапками и сваливать его в углу каземата. Прежде чем рассвело, его убежище было готово. Он зарылся в эту груду навоза и завалил себя снаружи, проделав небольшую щель для наблюдения и положив под рукой оставшиеся пять гранат и два пистолета — немецкий и наш «ТТ» — каждый с полной обоймой.

Весь следующий день он пролежал тут. Солдаты противника ходили совсем рядом, они что-то делали на берегу канала, переговаривались, а один раз несколько человек прошли через его каземат в конюшню. Гаврилов держал наготове пистолет, но они не обратили внимания на сваленный в углу навоз.

Ночью он снова вышел на берег канала и напился. На том берегу по-прежнему темнели немецкие палатки и слышались голоса солдат. Но он решил ждать, пока они не уйдут, тем более, что стрельба в крепости, как ему казалось, мало-помалу затихала, — судя по всему, противник подавлял один за другим последние очаги сопротивления.

Три дня он провел без пищи. Потом голод стал таким острым, что терпеть дольше было невозможно. И он подумал, что где-нибудь рядом с конюшней должен быть цейхгауз, где хранится фураж, — там мог остаться ячмень или овес.

Он долго шарил по конюшне, пока руки его не нащупали сваленные в одном из углов помещения какие-то твердые комки. Он откусил от такого комка и почувствовал вкус чего-то съедобного.

Это был комбикорм для коней — смесь каких-то зерен, мякины, соломы и еще чего-то. Во всяком случае, это утоляло голод и даже казалось вкусным. Теперь он был обеспечен пищей и готов ждать сколько понадобится, пока для него откроется дорога на Беловежскую Пущу.

Дней пять все шло хорошо — он ел комбикорм, а ночью пил воду из канала. Но на шестой день началась сильная резь в желудке, которая с каждым часом усиливалась, причиняя невыносимые страдания. Весь этот день и всю ночь он, кусая губы, удерживался от стонов, чтобы не выдать себя, а потом наступило странное полузабытье, и он потерял счет времени. Когда он приходил в себя, то чувствовал страшную слабость — он с трудом шевелил руками, но прежде всего машинально нащупывал рядом с собой пистолет и гранаты.

Видимо, его выдали стоны. Он внезапно очнулся от того, что совсем рядом с ним раздались голоса Через свою смотровую щель он увидел двух автоматчиков, стоявших здесь, внутри каземата, около груды навоза, под которой лежал.

И, странное дело, как только Гаврилов увидел врагов, силы снова вернулись к нему и он забыл о своей болезни. Он нащупал немецкий пистолет и перевел предохранитель.

Немцы, казалось, услышали его движение и принялись ногами разбрасывать навоз. Тогда он приподнял пистолет и с трудом нажал на спуск. Пистолет был автоматическим, раздалась громкая очередь — он невольно выпустил всю обойму. Послышался пронзительный крик, и, стуча сапогами, немцы побежали к выходу.

Собрав все силы, он встал и раскидал в стороны прикрывавший его навоз. Гаврилов понял, что сейчас он примет свой последний бой с врагами, и приготовился встретить смерть, как положено солдату и коммунисту, — встретить ее в борьбе. Он положил рядом свои пять гранат и взял в руку пистолет — свой командирский «ТТ».

Немцы не заставили себя долго ждать. Прошло не более пяти минут, и по амбразурам каземата ударили немецкие пулеметы. Но обстрел снаружи не мог поразить его — бойницы были направлены так, что он мог опасаться только рикошетной пули.

Потом донеслись крики: «Рус, сдавайся!» Он догадался, что солдаты в это время приближаются к каземату, осторожно пробираясь вдоль подножия вала. Гаврилов выждал, когда крики раздались совсем рядом, и одну за другой бросил две гранаты — в правую и левую амбразуры. Враги кинулись назад, и он слышал чьи-то протяжные стоны — гранаты явно не пропали даром.

Через полчаса атака повторилась, и снова он, расчетливо выждав, бросил еще две гранаты, И опять гитлеровцы отступили, но зато у него осталась только одна последняя граната и пистолет.

Противник изменил тактику. Гаврилов ждал нападения со стороны амбразур, но автоматная очередь прогремела за его спиной — один из автоматчиков показался в дверях. Тогда он метнул туда последнюю гранату. Солдат вскрикнул и упал. Другой солдат просунул автомат в амбразуру, но майор, подняв пистолет, дважды выстрелил в него, и дуло автомата исчезло. В этот момент что-то влетело в другую бойницу и ударилось об пол. Блеснуло пламя взрыва, и Гаврилов потерял сознание…

Но и майор Гаврилов не был последним защитником крепости. Говорят, что и в первой половине августа из крепостных подвалов и подземелий еще слышались выстрелы, летели гранаты, и не один захватчик нашел свой конец на камнях развалин цитадели. Группы советских бойцов и командиров скрывались в глубоких подземных убежищах, продолжая борьбу. Фашисты опасались ходить в одиночку по уже занятой ими крепости. Как рассказывали потом гитлеровские офицеры жителям Бреста, германское командование в конце концов отдало приказ о затоплении крепостных подземелий водами Буга… Так непокоренными погибли последние защитники брестской цитадели, безвестные и бессмертные герои этой славной обороны.

История — память народа. Но для того чтобы помнить, надо знать, а то, что произошло в первые недели войны в Брестской крепости, долго оставалось неизвестным народу. И не случайно оборону Брестской крепости у нас часто называют легендарной. Первые известия об этом удивительном подвиге советских воинов появились семнадцать лет тому назад, как смутная легенда, как полудостоверное предание.