Сергей Смирнов - Герои Брестской крепости

Однако каких-нибудь прямых, вещественных доказательств этого не удавалось найти. Под надписями, оставленными на стенах участниками обороны, стояло просто: «июнь» или «июль 1941», а иные и вовсе не были датированы. И только в 1952 году на стене одного из внутренних помещений в уцелевшей юго-западной части крепостных казарм сотрудник московского музея обнаружил едва различимые буквы. Неизвестный солдат, не оставивший своей подписи, неровно, вкривь и вкось выцарапал на штукатурке шесть слов:

Надпись на стене в западной части казарм

«Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!»

Внизу была нацарапана дата: «20/VII—41».

Кусок штукатурки с этой надписью осторожно сняли со стены, перевезли в Москву и впоследствии выставили в одном из залов Центрального музея Советской Армии. Теперь существовало неопровержимое свидетельство того, что прежняя дата падения Брестской крепости — 30 июня 1941 года, — указанная в немецком документе, была ложной.

Лейтенант А. Ф. Наганов. 1941 г.

Мало-помалу выявлялись все новые детали брестской обороны. После войны в крепости были восстановлены некоторые здания, а развалины частично стали разбирать — для строительства понадобился кирпич. При этом под камнями находили останки павших бойцов и командиров, их одежду, документы, оружие. Трудящиеся Бреста торжественно, с воинскими почестями хоронили героев на городском кладбище, а оружие и другие предметы, найденные в развалинах, становились экспонатами музеев в разных городах страны.

Так, в 1949 году при разборке развалин Тереспольской башни были найдены под камнями останки командира взвода полковой школы 333-го полка лейтенанта Алексея Наганова, который погиб здесь в первые дни обороны. В кармане его гимнастерки сохранился комсомольский билет, давший возможность установить личность погибшего. Рядом с Нагановым лежал его пистолет. В обойме оружия осталось три патрона. Четвертый патрон был в канале ствола, а курок пистолета стоял на боевом взводе. Жители Бреста с почестями похоронили останки героя, и именем Алексея Наганова была названа одна из улиц города.

Так были обнаружены письма и документы некоторых участников обороны, шефское знамя одного из полков. Так были извлечены из-под камней разбитые, заржавевшие винтовки, пистолеты, автоматы наших воинов, причем если в магазинах или обоймах оружия оставались патроны, то оно, как правило, было на боевом взводе, свидетельствуя, что его владелец погиб сражаясь.

В ноябре 1950 года под развалинами одного из участков казарм был обнаружен так называемый «Приказ № 1», вернее, его остатки. Это были три обрывка бумаги, второпях исписанные карандашом — боевой приказ, который 24 июня 1941 года набросали командиры, возглавлявшие оборону центральной крепости. «Приказ № 1», по существу, остался до настоящего времени единственным документом, относящимся к Брестской обороне, которым располагают историки. Из этого приказа мы впервые узнали фамилии руководителей обороны центральной цитадели: полкового комиссара Фомина, капитана Зубачева, старшего лейтенанта Семененко и лейтенанта Виноградова.

Комсомольским билет лейтенанта А. Ф. Наганова

А впоследствии отыскались не только оружие и документы защитников цитадели, но нашлись и сами люди, сражавшиеся в крепости с оружием в руках. Кое-кто из участников героической обороны оказался в живых. Их осталось очень немного; одни испытали все ужасы фашистских концлагерей, другим посчастливилось бежать из плена, и они сражались в партизанских отрядах, а потом в рядах армии.

Вскоре после войны в газетах и журналах появились первые статьи, посвященные обороне Брестской крепости. К сожалению, материал тогда был еще весьма скуден, известно об обстоятельствах обороны было очень мало, Поэтому в первых статьях содержались многочисленные ошибки и неточности.

Одним из первых обратился к теме героической обороны Брестской крепости наш известный художник-баталист П. А. Кривоногое. В 1950 году он поехал в Брест, длительное время жил в крепости, беседовал с очевидцами боев, делал многочисленные этюды и наброски. Год спустя появилась его талантливая — и сейчас широко известная картина «Защитники Брестской крепости». Нужно сказать, что на этом полотне, где изображен момент боя у Тереспольских ворот цитадели, тема героической обороны получила яркое и правдивое воплощение. Многие участники боев за крепость, которых впоследствии удалось найти, не раз говорили мне, что они не могут без большого волнения смотреть на эту картину и что художник сумел глубоко проникнуть в существо событий и хорошо передать напряженность борьбы и героический дух памятной обороны.

Потом появилась пьеса белорусского драматурга Константина Губаревича «Брестская крепость», которая до оих под идет на сцене ряда театров. И все же следует признаться, что до последнего времени мы очень мало знали об обстоятельствах боев за Брестскую крепость.

Так, во всяком случае, было до 1954 года, когда у меня возник замысел написать книгу об этой героической обороне. В обращении к этой теме были и своя закономерность и известная случайность. Закономерность заключалась в том, что я уже несколько лет писал о событиях Великой Отечественной войны, только недавно закончил свою последнюю книгу «Сталинград на Днепре» — о Корсунь-Шевченковской битве, — и искал новую тему, к которой я мог бы обратиться после этой моей работы. Я уже начал подумывать о том, чтобы написать книгу, посвященную обороне городов-героев — Одессы и Севастополя, как вдруг один случайный разговор заставил меня изменить мои планы.

«Защитники Брестской крепости». С картины худ. П. Кривоногова

Однажды ко мне пришел мой товарищ, писатель Герман Нагаев. Он расспросил меня, над чем я собираюсь работать в дальнейшем, и вдруг сказал:

— Вот написали бы вы книжку про оборону Брестской крепости в 1941 году. Это был необычайно интересный эпизод войны.

И тогда я вспомнил, что год или два назад я читал очерк писателя М. Л. Златогорова о героической обороне Брестской крепости. Этот очерк был напечатан в «Огоньке», а потом помещен в одном сборнике, выпущенном в Военном издательстве Министерства обороны СССР. После разговора с Нагаевым я разыскал у себя этот сборник и снова перечитал очерк Златогорова.