Вячеслав Бондаренко - Легенды Белого дела

По газетам и рассказам приезжих заключенные могли судить о происходящем в стране. А события принимали все более угрожающий оборот: 25 октября в Петрограде большевики подняли вооруженное восстание и захватили власть, премьер-министр и Верховный главнокомандующий А. Ф. Керенский бежал из столицы. Обязанности главковерха принял начальник его штаба генерал-лейтенант Н. Н. Духонин [69], человек честный и глубоко сочувствовавший арестованным. Волнуясь о судьбе близких, Сергей Леонидович 2 ноября писал матери в Петроград: «Мысль мутится, когда подумаю, что вам угрожает, и чему вы все подвергаетесь. Беспокоит твое молчание, пиши, авось дойдет хоть одно из писем <���…> Дух мой крепок и вера в лучшее будущее не иссякла. Кошмар Родины продолжаться бесконечно не может, конец наступит, и быть может, скорее, чем ожидаешь. Гнусно читать о мерзостях, творимых большевиками, но гнусно сознавать всю покладистость так называемой буржуазии. Авось наступит час, когда и буржуазия поймет, что лишь в борьбе она сохранит себя. Разум отказывается охватить и оценить будущее, но сердце, нутро, дает веру и надежду. Не падайте духом и вы все. <���…> Были ли у вас в квартире подонки улицы, претендующие на громкое имя „народ“? Не падай духом моя старушка, молись и верь в лучшие дни. Вокруг имени Корнилова и нас много шумят, но шум этот создает ту атмосферу при которой с нами трудно разделаться втихомолку. Проглотить нас мудрено — костей много. Что судьба лично мне готовит, не знаю, но верю глубоко, что зря не погибну, и много, много еще работы предстоит мне впереди» [70] .

Скромному белорусскому Быхову была суждена в истории России очень важная роль — именно там, по словам Н. Н. Львова, «из нестерпимой боли замученного в революцию русского офицера, из надругательств толпы над нашими лучшими генералами, из предательства Русской армии правительством революции» [71] родилось будущее Белое движение. По свидетельству С. Н. Ряснянского [72], именно Маркову принадлежит идея создания армии, которая начала бы борьбу с большевизмом и формировалась бы на добровольческой основе. Вообще идея добровольчества как такового была весьма популярна в 1917-м — еще летом П. Н. Врангель предлагал свести разрозненные ударные части в некую Революционную Добровольческую армию, одновременно Военная лига предлагала «приступить немедленно к формированию в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе добровольческих дивизий и корпусов» [73] , а на рубеже 1917–1918 годов термин «добровольческая армия» встречается в документации, посвященной формированию первых красногвардейских частей. Но удачно «закрепить» за собой этот термин смогли именно белые. Причем Марков решительно заявлял, что необходимо вначале формировать только чисто офицерские части, а потом уже разжижать их солдатами.

Среди узников начались разговоры о том, что скоро последует неизбежный захват Ставки большевиками, а это означает конец быховского «сидения». Надо было уходить, но куда?.. Корнилов, авторитет которого среди «быховцев» был непререкаем, предостерегал от принятия поспешных решений: большевики, скорее всего, не продержатся у власти долго, а Ставка рядом, и ее можно будет сделать базой будущего сопротивления… Все изменилось 9 ноября, когда Духонин по приказу Ленина был смещен с поста за отказ начать немедленные переговоры с противником о перемирии. Ему на смену в Могилёв отправился новый главковерх, большевик прапорщик Н. В. Крыленко [74]. Тогда же в Быхов дошли первые слухи о том, что генерал от инфантерии М. В. Алексеев собирает в Новочеркасске тех, кто намерен продолжать вооруженную борьбу с большевиками. Это положило конец раздумьям — уходить предстояло на Дон.

Предвидя неизбежный конец, Духонин 19 ноября 1917 года отдал приказ об освобождении «быховцев» (жить ему оставалось ровно день — 20 ноября последний главковерх русской армии был растерзан солдатами на перроне Могилёвского вокзала). В Новочеркасск они добирались кружными путями, с подложными документами. Окончательно сдружившиеся в Быхове Марков и Романовский решили ехать вместе: Романовский под видом поручика инженерных войск, а Марков — его… денщика. В Сумах на них случайно наткнулся другой «быховец», капитан С. Н. Ряснянский:

«На платформе мы прошли мимо какого-то солдата, стоявшего облокотившись на фонарный столб, который покосился на нас и продолжал, не меняя позы, лузгать семечки. <���…> Я поднял было руку, чтобы отдать честь, как тот зашипел на меня:

— Попробуйте только отдать честь и назвать меня Ваше Превосходительство!

Я невольно рассмеялся — такой у него был настоящий вид революционного солдата.

— Ну что, хорош? — усмехнулся генерал Марков, — нагляделся я на них; оказалось не так трудно быть сознательным революционным солдатом!

<���…> Подошел поезд, идущий на Харьков. Марков вошел в третий класс, а Романовский — во второй. Генерал Марков помахал мне рукой с площадки вагона, и поезд ушел» [75] .

Во время пути была еще одна подобная встреча — офицер-корниловец Гогосов, сначала принявший Маркова за настоящего солдата, бросился извиняться перед генералом, на что Сергей Леонидович сквозь смех сказал: «Тише, тише, не горланьте. Вы ведь нас выдадите» [76] . Но, к счастью, никто из окружающих бдительности не проявил. По пути повстречались и с Деникиным, ехавшим под видом польского помещика.

Железные дороги, ведущие на Дон, еще функционировали и не полностью контролировались большевиками, поэтому до Новочеркасска Марков и Романовский добрались без всяких приключений. Туда же разными путями прибыли и другие «быховцы». А 6 декабря на перрон Новочеркасского вокзала ступил и сам Лавр Георгиевич Корнилов, ушедший из Быхова 20 ноября во главе Текинского конного полка. К несчастью, поход Быхов — Новочеркасск оказался для этой части последним: бо́льшая часть полка погибла в боях с большевистскими отрядами, другие разуверились в Корнилове и покинули его.

На Дону положение дел оказалось совсем не таким, каким оно виделось из Быхова. В распоряжении Алексеева не было ни средств, ни оружия; комплектование армии, шедшее по добровольному принципу, продвигалось вяло (к началу декабря в ней было чуть больше шестисот человек); донские власти во главе с атаманом А. М. Калединым [77]были настроены по отношению к пришельцам настороженно, вплоть до того, что не рекомендовали носить военную форму и вообще не афишировать себя, так как имена Корнилова, Деникина, Лукомского и Маркова для массы связаны со страхом контрреволюции. Да и сам Алексеев без особого восторга встретил прибывших в Новочеркасск «быховцев», не собираясь уступать кому-либо первенства. В конце концов путем сложных переговоров пришли к согласию: верховную власть получил триумвират, в котором Алексеев отвечал за финансы, внешние связи и гражданское управление, Корнилов — за военные вопросы, а Каледин — за управление Донской областью.